— Познавательно, — степенно изрекает Бапоно, с высокой колокольни плюющий на позвоночных, которых нельзя ни отравить, ни откормить.
Жак поворачивается к мадам Бапоно, которая бросает на него строгий взгляд. Марта, сидящая рядом с мадам Саботье, уже вся извелась. Тино болтает с отцом. Жак задумывается на тему бог знает чего. Он оглядывает зал и замечает Линэра, а неподалеку от него Пьеретту с сестрой.
— Кого это вы там высматриваете? — спрашивает Бапоно. — Какую-нибудь козочку?
Жак категорически отнекивается. Он уже подумывает о том, что с его стороны было бы вежливо наврать два-три комплимента мадам Бапоно, но в этот момент тьма вновь побеждает свет, на этот раз для проекции новостей. Ничуть не удивляясь, Жак видит, как он сам принимает парад парижского гарнизона, поднимается на вершину Гауризанкара[92], управляет спортивной гоночной машиной в Индианаполисе и, будучи министром спорта, выступает на торжественном открытии бассейна в окрестностях Парижа. Все это время Бапоно вел себя спокойно.
В антракте мужчины встали и пошли отметиться у писсуаров, покуривая сигареты. Дамы остались сидеть, посасывая леденцы.
— Мы как-нибудь еще поговорим о танцах, — сказал Жаку Бапоно, ухватывая его под руку, чтобы не потерять в толпе. — Это меня страстно увлекает. Послушайте-ка, — воскликнул он с восхищением, — ну и бицепсы же у вас. Обалдеть, обалдеть, обалдеть, ах как приятно щупать.
Саботье нужно было что-то сказать своему помощнику. Перед писсуарами по соседству с Жаком оказался Тино, который, поливая разверстую пред ним чашу, спросил:
— Ну, Сердоболь, как репетиции?
— Неплохо.
Он выплюнул окурок на сухой участок чаши и прицельной струей его погасил.
— Знаете, — продолжил Тино, — я считаю, что вы вредничаете.
— Не может быть, — ответил Жак.
Они вышли вместе.
— Да, — продолжил Тино. — Ведь я тоже люблю театр. Это мое призвание. Было бы здорово, если бы вы позволили мне дебютировать в труппе, но больше всего я бы хотел выступать один. У меня хороший тенор, мне об этом говорили. Как вы нашли меня в прошлый раз у Бапоно?
Жак мрачно на него посмотрел и ничего не ответил. Проходящие люди разделили их. Жак внезапно оказался перед Жинеттой.
— Ну?
— Мы обе идем туда сегодня вечером, — сказала Жинетта.
— И я.
— И вы, разумеется, — сказала Жинетта.
— Вы будете ждать меня в условленном месте?
— Да, — сказала Жинетта.
Он оставил ее. Тино вновь к нему пристроился и продолжил:
— Кроме шуток, я хочу стать певцом, оперным тенором. Мой отец разорется, ну и что с того? Вот вы сами, вы ведь не находите это смешным, правда?
— Это занятие действительно не глупее других.
— Я говорю об этом с вами, — сказал Тино, — потому что вижу вас насквозь.
Жак из осторожности улыбнулся, но на хвастающегося персонажа взглянул уже по-другому, да и существование вышеупомянутого себя оценил по-новому.
— Да, — продолжил Тино. — Вы-то должны меня понять. У вас, у вас есть амбиции. Вы не намерены всю жизнь здесь киснуть. Правда? И я тоже! Я все время представляю себе, как пою арию из «Фауста»[93] в опере, а весь зал взрывается аплодисментами. Это идея, всего лишь идея, но когда-нибудь все так и будет, так, как я сказал, как я захотел.
Прозвонили конец антракта.
— Мое имя будет напечатано крупными заглавными буквами на афишах. Я буду объезжать столицы, получать фантастические гонорары, я даже смогу откладывать деньги на когда стану старым. А еще у меня будут женщины. Столько, сколько захочется. Великий тенор только посмотрит на какую-нибудь женщину, и раз, она уже падает ему в объятья. Ах, какая жизнь! Какая будет жизнь! А вы не такой? Вы никогда не представляете себе, что с вами происходит то, чего вам бы хотелось?
92
93
Существует несколько опер на сюжет Гете, в частности, Р. Шумана (1846), Ш. Гуно (1859), Ф. Бузони (1924), а также ораторий и кантат, например Г. Берлиоза (1829 и 1846).