Некоторые, впрочем, смогли оценить эту прекрасную панораму по достоинству. Некоторые не остались равнодушными к величию природы, в промежутках между вспышками ненависти к голландцам. Таким, например, был Джаспер Данкерс, приехавший сюда из Швеции в 1676 году и наблюдавшим окрестности с Бэттери; вернувшись обратно, он по этому поводу записал в дневнике:
"Город расположен в местности, оканчивающейся песчаным пляжем, обеспечивающим удобную высадку. Он расположен чуть выше бухты, где река изгибается и следует на юг, так что вы можете видеть отсюда далеко вниз по ее течению. Большей частью это прекрасная панорама, позволяющая увидеть с дальнего расстояния корабли, вошедшие в реку и поднимающиеся вверх по течению".
Песчаного пляжа больше нет, а корабли, поднимающиеся от залива, вовсе не такие, какие мог наблюдать Данкерс; но река сохранила свою древнее величие, а поросшие лесом острова, - мне доставляет удовольствие думать об этом, - представляют собой нынче такую же идиллическую картину, как и та, которая произвела неизгладимое впечатление на старого шведа два столетия назад.
Конечно, за это время изменились названия. Индейцы называли залив Потаксат, что означало "расположенный возле водопада", а реку Ленапе Вихиттак, "быстрый поток людей ленапе". Реку также называли Арасапа и Макериш Киттон - название, хотя и своеобразное, но, как ни странно, напоминающее о скумбрии и котятах. Но вот пришли шведы, и со страстью, присущею всем ранним иммигрантам из Европы, добавлять к названиям всех природных объектов слово "новый", переименовали реку в Новую Шведскую реку, на что, как им казалось, имели полное право. Когда сюда пришли голландцы, она стала называться Южной рекой, в то время как Хадсон - Северной рекой, пока, наконец, утвердившиеся здесь англичане не дали ей название, сохранившееся до сих пор - Дэлавер.
Как жаль, что ни одно из первоначальных названий не сохранилось! Название реки, которое дали ей индейцы ленапе, гораздо лучше и красивее, чем теперешнее, то, которое дали ей галлы. Пришлые люди, селившиеся в этой местности, кажется, испытывали к индейским названиям откровенную неприязнь, считая самих индейцев дикарями, а потому с презрением отвергали мягкие, певучие слоги, которыми те наделили горы, и лес, и реку, заменяя их на свои, грубые и зачастую просто варварские. Даже Пенн и его квакеры брезговали индейскими названиями. А ведь насколько лучше современной Пенсильвании звучит древнее Саскуэзанна, или Юниата, или Аллегени! И разве не было бы разумнее, вместо того, чтобы изменить название города на азиатское, оставить ему прежнее, происшедшее из окружающей его местности и звучащее так величественно - Виссахикон или Вингохокинг? Индейские имена, которые еще сохранились для рек, местностей или городов, гораздо звучнее новых. От большинства же мы отказались, отринув тем самым доставшееся нам наследство, в безумной жажде вытеснения всего дикарского. Одно-единственное название Вайоминг, стоит таких, вместе взятых, как Нью-Йорк, Филадельфия, Балтимор, штат Мэриленд и тому подобных; и я всегда задавался вопросом, насколько велик должен был быть эгоизм двух людей, которые, имея под рукой благозвучные, музыкальные имена, тем не менее, окрестили город Уилкс-Барре, соединив в его названии свои жалкие имена.
В то время как мы сидели у реки, обсуждая эту и другие темы, сын мистера Кули, чрезвычайно ершистое создание, игравший с другими мальчиками на причале неподалеку, свалился в воду. Его товарищи подняли ужасный крик, на пирсе мгновенно образовалась толпа. Несколько мгновений казалось, что мальчик утонет, поскольку никто не выказал желания прыгнуть в реку, а лодки в пределах разумной видимости не оказалось. К счастью, течение вынесло его на мелководье, прежде чем он успел хоть сколько-нибудь пострадать, и оставило барахтаться в грязи, едва прикрытой речной гладью. Волнение, охватившее едва ли не половину населения городка, собравшегося на пристани, сразу же угасло, а люди, только что испытывавшие ужас при мысли о трагедии, развернувшейся на их глазах, испытали даже некоторое чувство разочарования, в связи с тем, что их опасения не оправдались. Не могу сказать, чтобы я был огорчен, видя его снова на суше, в безопасности; но если бы судьба избавила нас от него, то мы восприняли бы это событие без особой печали.
Мы не избавились полностью от тех неприятностей, которые сопровождали нашу жизнь в большом городе. Собака мистера Кули, вкупе с его сыном, делают жизнь здесь намного печальнее, чем она должна была бы быть в местечке, претендующем на земной рай. Этот мальчик не только охотится за моими дынями и плодами, произрастающими на моих фруктовых деревьях (равно как и других соседей), у него есть необычайная способность провоцировать неприятности в любом месте, где бы он ни оказался. Не далее как в минувшее воскресенье он вызвал в церкви такой ужасный переполох, что на несколько минут была приостановлена служба, до тех пор, пока его не вывели. Внутренний интерьер здания был расписан и покрыт лаком совсем недавно, и, должно быть, один из рабочих оставил комок лака на спинке церковной скамьи, где обычно размещается семейство Кули, она расположена через проход от той, на которой размещаюсь я. Сын мистера Кули был единственным представителем семейства в церкви в тот день, и, пока шла служба, развлекался тем, что, стоя на коленях на скамье, общался с сыном доктора Джонса, занимавшим скамью позади него. Время от времени, когда молодой Кули принимал подобающее положение, сын Джонса незаметным образом дергал его за волосы, после чего тот поворачивался и грозил ему кулаком, что свидетельствует о полном отсутствии уважения к месте, где он находился, обстоятельствам, а также присутствовавшему обществу. Наконец, угомонившись, он занял себя тем, что принялся читать заповеди и другие библейские тексты, имевшиеся позади кафедры, но несчастливой случайности положив голову как раз в то место, где имелся не высохший еще комок лака.
Некоторое время он пытался высвободиться, но лак прочно удерживал его волосы. После двух-трех отчаянных, но неудачных попыток, он чрезвычайно разозлился; предполагая, что это дело рук сына Джонса, он завопил:
- Немедленно отпусти мои волосы! Немедленно отпусти, слышишь?
Священник был вынужден прервать службу, общество в изумлении оглядывалось на молодого Кули, опрокинувшегося головой на спинку скамьи и наносившего удары кулаками себе за спину, стараясь поразить кого-то невидимого позади себя. С каждым ударом он восклицал:
- Как только мы выйдем из церкви, я разобью тебе нос! Я поймаю тебя, Билл Джонс, и хорошенько вздую! Отпусти немедленно мои волосы, говорят тебе, или я выбью из тебя пыль, и т.д. и т.п.