И такие люди, как она, весьма щепетильны к выбору круга общения,
В который никак не может быть допущена чернь.
Перед тем, как посетить его корабль, она хотела бы знать,
Принят ли он в кругу Смитов?
Приходилось ли ему бывать в родовом имении Джонсонов?
Был ли он замечен у Томпсонов? На балах у Симмсов?
Пират отвечал, что Томпсон - его старинный, самый лучший друг,
Что он частенько останавливался у Джонсона, когда бывал в тех краях,
Что касается Смитов, то они надоели ему своими приглашениями,
А его ноги ужасно устали от танцев на балах у Симмсов.
(Негодяй врал самым бессовестным образом. У Смитов, которых он знал,
Отсутствовала в фамилии буква y, что свойственно плебеям.
У Джонсонов - имелась буква h, у Томпсонов - p,
Его Симмсы писались с одной буквой m, и были самыми обычными людьми).
NB. (Smith - Smyth; Jonson - Johnson, Thomson - Thompson, Simms - Sims).
Миссис Джонс поправила прическу, надела свое лучшее платье,
И отправилась вместе с капитаном Джонсом на борт "Мэри Джейн".
Пират сразу же покорил ее сердце, произнеся, с учтивой улыбкой,
Что никогда прежде не видел женщину, одетую столь изысканно.
Теперь она была уверена, что пират принадлежит к избранному обществу,
Особенно когда заметила, как он отзывается о Джонсонах.
Ее щепетильность была полностью удовлетворена,
И, когда пират вздыхал, глядя на нее, она вздыхала ему в ответ.
В ее сердце зарождалась новая любовь,
В то время как Джонс взирал на нее с ненавистью и презрением.
Она сказала: "Это правда, что его предком был герцог Джонс",
И вздрогнула, вспомнив, что его отец умер в нищете.
Она и пират схватили капитана Джонса, и пират, изрубив его
Своей саблей на мелкие кусочки, выбросил их за борт.
Капеллан прочитал молитву, и капитан барка
Был съеден акулами на глазах своей вдовы, утиравшей слезы.
Затем капеллан стал читать другую молитвы; невеста сняла перчатки,
Она и пират поклялись в верности, любить и беречь друг друга,
После чего, преисполненные счастья, по волнам океана,
На быстроходной шхуне, понеслись к берегу, где стоял дом пирата.
Наконец, когда они уже просто сходили с ума от счастья,
Пират бросил якорь и отвез свою любовь на берег в шлюпке.
А когда они шли по улице, показывал своей невесте дома,
И говорил: "Здесь живут мои друзья, о которых ты спрашивала".
Она взглянула на медные таблички, приколоченные на дверях,
И ее охватил такой гнев, какой ей никогда не приходилось испытывать прежде.
Она кричала: "У Джонсонов есть буква h! У Томпсонов - p!
У Смитов отсутствует y, это не те Смиты!"
Она помрачнела, и волной нависла над пиратом:
"Лжец! Лжец!" - закричала она: "Чудовище, предатель, раб!"
А потом зарыдала и стала рвать на себе волосы, наполняя пространство стонами,
И сожалела о том, что позволила изрубить Джонса.
Когда же у нее кончились слова,
Она схватила свой зонтик от солнца, и пронзила им пирата,
Раз, другой, третий, в самое сердце,
Отчего злосчастный пират упал и скончался.
Размахивая зонтиком, она устремилась на пиратский корабль,
Зарядила пистолет и сунула дуло себе в рот,
Привязала спусковой крючок к пальцу ноги,
Прошептала: "Мамочки!" и дернула ногой, стоя возле пороховой камеры.
Треск, шипение, грохот; страшный взрыв -
Здесь ведь совсем недавно была миссис Джонс?
Спросите об этом ветер, небо, туман, морские волны,
Рыб, крабов, моллюсков - но только не меня.
Глава X. - Живописная церковь. -- Некоторые размышления о церковной музыке. -- Боб Паркер на хорах. -- Владельцы похоронных бюро. -- Мрачный гробовщик. -- Наш опыт использования печей. -- Череда неприятностей. -- Пение мистера Кулмера. -- Ужасная ошибка.
В Соединенных Штатах имеются провинциальные городки, в которых сохранились старые церкви, столь же живописные по местоположению и внешнему облику, как и расположенная в центре нашего города, являясь безусловной его достопримечательностью. Кладбище переполнено, ибо народ продолжает цепляться за тот предрассудок, что прах непременно должен упокоиться в освященной земле. Здесь, под деревьями, вблизи святых стен, лежат жители всех возрастов и поколений, уснув последним сном, в то время как вздымающиеся над ними белоснежные шпили указывают их душам путь. Есть многие из нас, кто не родился здесь, кого, по отношению к городу, можно в некоторой степени считать чужаками, которые время от времени бродят по узким тропинкам кладбища, заглядывая в самые глухие его уголки, где надгробия посерели от времени, а иногда даже поросли мхом, и читают причудливые буквы на мраморе, которыми высечены имена наших предшественников. Здесь покоится тленная часть мужчин и женщин, которые когда-то были кому-то дороги; маленьких детей, чей уход поразил горем сердца тех, кто когда-то затем соединился с ними на небесах, задолго до того, как настал наш черед выйти на сцену и принять участие в бесконечной драме существования. Окончившаяся жизнь, нашедшая себе последний приют в этом тихом месте отдохновения, вызывает у нас глубочайший интерес; она оказывает влияние на наше существование, и, тем не менее, призрачна для нас. Персонажи, которые представляются нам, когда мы пытаемся представить себе картины прошлого, расплывчаты и неясны. Они подобны теням в сумерках, и мы напрасно пытаемся наделить их чертами, которыми они, возможно, не обладали. Они кажутся столь близкими к нам, и все же, как только мы пытаемся приблизиться к ним, они удаляются, так далеко в прошлое, что мы вряд ли можем утверждать, будто говорим с ними, или даже что они одной плоти и крови с нами.