- Конечно, читайте!
- Я назвал его "Судьба юного Чабба". Мне кажется, что как только старый Кули увидит его, то сойдет с ума от ярости. Оно основано на катастрофе, жертвой которой стал его сын.
<p>
СУДЬБА ЮНОГО ЧАББА</p>
Когда мистер Чабб-старший вернулся из Европы, он привез с собой из Женевы миниатюрную музыкальную шкатулку, длинную и очень узкую, едва ли большую размерами, чем, скажем, большой карманный нож. Шкатулка исполняла четыре веселые мелодии для семейства Чабб, и они наслаждались этим. Юный Генри Чабб наслаждался до такой степени, что, в один прекрасный день, уже после того, как шкатулка была заведена и готова к действию, приложил один ее конец к губам, но в этот самый момент, по оплошности, поскользнулся, и инструмент проглотил. Единственным прямым последствием случившейся катастрофы была боль в животе у Генри Чабба, доставлявшая ему беспокойство; однако он справился с ней, употребив мяту и болеутоляющие средства.
Генри решил сохранить все в тайне, - в своей душе и желудке, - от своего отца, и избавить его от необходимости применить розги к своему испорченному сыну, - испорченному в смысле наличия проблем с пищеварительным трактом.
Однако в тот же вечер, за ужином, когда Генри успел съесть всего лишь кусочек хлеба, из-под стола вдруг донеслись звуки дикой, таинственной музыки. Семья сразу же предприняла усилия для обнаружения источника звуков, при этом Генри, исполненный страха и раскаяния, наполненный хлебом и музыкой, с отчаянием обреченного пытался убедить всех, что она проистекает из подвала, где служанка учится играть на арфе. При этом он прекрасно знал, что Мэри Энн в жизни арфы не видела. Но он пошел бы на все, лишь бы скрыть свою вину. Здесь мы видим, каким образом один проступок влечет за собой другой.
Все же, правду ему утаить не удалось, и в ту же ночь, в то время, как вся семья стояла на молитве, на Генри напала икота, а музыкальная шкатулка вдруг разразилась Вниз по реке Савани, с некоторыми вариациями. После чего Чабб-старший поднялся, ухватил Генри аккуратно, но надежно, за волосы, встряхнул и спросил, что именно послужило поводом для его подобного поведения. Генри принялся лепетать что-то про праздник в воскресной школе, что, по мнению Чабба-старшего, было не слишком убедительным объяснением. Затем они попытались изъять инструмент, но каждый раз, когда он встряхивал Генри вниз головой над диванной подушкой, держа его при этом за ноги, или же пытался залить в последнего некоторую порцию рвотного, инструмент словно бы обретал новые силы и радостно исполнял то Послушай пересмешника, то Ты меня никогда не разлюбишь.
В конце концов они были вынуждены оставить в покое музыкальную шкатулку, похороненную внутри молодого Чабба. Жалкое состояние несчастной жертвы самым неблаготворным образом начало сказываться на состоянии его разума. Чем чаще внутри него играла музыка, тем больший разлад наблюдался в его душевном состоянии. Посреди ночи, после того, как он засыпал, механизм шкатулки приходил в движение и начинал играть Дом, милый дом в течение двух или трех часов, пока иголка не перескакивала на другой цилиндр и не звучала Вниз по реке Савани, дребезжа и щелкая, пока брат Генри не вскакивал в отчаянии со своей постели и не наседал на него, в тщетной попытке унять механизм, который, тем не менее, подвергаясь давлению, принимался за свое с утроенной силой.
Когда Генри Чабб ходил в церковь, часто случалось, что в самый разгар самой торжественной части проповеди он вдруг чувствовал нежное волнение под нижней пуговицей пиджака; и стоило только священнику замолчать, как непереваренный инструмент, издав предварительно гул, заводил Послушай пересмешника и Ты меня никогда не разлюбишь, дребезжа и щелкая на все лады, пока священник не останавливал свой суровый взгляд поверх очков на Генри и не отдавал шепотом приказание одному из служек. После чего тот, лавируя по проходу, хватал мистера Чабба-младшего за воротник и волок под аккомпанемент Дом, милый дом, для заключения на верху колокольни до того момента, когда служба будет закончена.
Но всему на свете приходит конец, и несчастный мальчик вскоре обрел мир. Однажды, когда он сидел в школе, пытаясь выучить таблицу умножения под аккомпанемент Ты меня никогда не разлюбишь, действие желудочного сока произвело должный эффект. Что-то внутри инструмента разом сместилось, пружины выбросило со страшной силой, и Генри Чабб, почувствовав, как разлетевшиеся во всех направлениях детали шкатулки поражают жизненно важные органы, упал на пол и скончался.
При вскрытии обнаружилось, что некоторые фрагменты Дом, милый дом, поразили его печень, в то время как одно из легких сильно повреждено частью Вниз по реке Савани. Небольшие частички Послушай пересмешника нашлись в его сердце и грудной клетке, а три латунных стерженька Ты меня никогда не разлюбишь прочно застряли в пятом ребре.
Музыка на похоронах не играла. После того, как части механизма были извлечены из Генри, его тихо похоронили на местном кладбище. И теперь всякий раз, покупая музыкальные шкатулки, семья Чаббов выбирает их размером не меньше пианино и приковывают к стене.
Пока Боб читал рассказ о музыкальных страданиях несчастного Чабба, пришел лейтенант Смайли, в результате чего оба оказались в дурацком положении. Боб не желал подвергаться критике человека, которого считал своим врагом, лейтенант же настолько приревновал Боба к славе повествователя, что на ходу начал придумывать что-то, что позволило бы ему если и не взять верх, то хотя бы сохранить свою репутацию славного рассказчика историй.
- Замечательно, Боб, - сказал я. - Бэнкс будет рад это опубликовать. Замечательно. Однако, я бы вам посоветовал опубликовать это в Аргусе под собственным именем, иначе полковник припишет честь написания себе.
- Ему следует разжиться новыми мозгами, прежде чем он сможет написать что-нибудь подобное, - ответил Боб.
- Очень забавная история, - заметила миссис Аделер. - Я и понятия не имела, что ты способен на подобные вещи. Прелестная, не правда ли, лейтенант?
- Она и в самом деле хороша, - отозвался Смайли. - Очень хороша. В самом деле. Ха-ха-ха! Кстати, имя Чабб напомнило мне один очень смешной случай.
- Вот как?
- Да. Он произошел со старым генералом Чаббом. Может быть, вы его знали, Паркер?
- Нет, - проворчал Боб.
- Это был очень эксцентричный старик. Необыкновенный чудак и, вы знаете, самый рассеянный человек, который когда-либо жил на свете. В конце жизни у него была деревянная нога, и, насколько мне известно, он частенько ставил ее пальцами назад, а потом перемещался по улице совершенно невообразимым образом; при этом одно его колено изгибалось на север, а деревянное - на юг, и когда я встречался ним, он останавливался и ругал власти, поскольку они содержат тротуары в таком состоянии, что человеку невозможно по ним ходить.