Так он миновал кучку золы. Толик подтолкнул Коляна: смотри, чешет, как по-писанному… Потянулся за сигаретами, потому что одна закончилась, а он еще не накурился.
И чуть было не прозевал тот момент.
Когда чечена вдруг затрясло, стало раздувать, как автомобильную камеру, а следом его голова, словно граммов от десяти пластида, вдруг разлетелась мелкими брызгами, оросив какой-то белесой гадостью всю землю вокруг и ближнюю к чечену стену штрека.
Тут же воздух из чечена стал выходить, и выходил до тех пор, пока на земле не осталась пустая арестантская роба.
4Молчание было долгим. Молчали командиры, молчала и подчиненная братия, пока Колян не спросил оператора:
— Ты, блин, все хорошо снял?
Тот показал большой палец.
— Ну-ка покажи нам, сначала.
Через маленький экран камеры они просмотрели злополучный миг еще раз, потом еще раз и еще. Потом увеличили голову, и пустили пленку замедленным образом… Чистой воды бред.
— Давай других, — сказал Толик, — сразу обоих. Чтобы нам здесь с ними ночевать не пришлось. И побыстрей.
Колян кивнул конвойным, те мелкой трусцой побежали исполнять приказание.
— Ну, не могу, до того зло берет… Излучение какое-то, — сильное, — ты дозиметром мерил?
— Да, смотрели ребята, — все сюда таскали, что под рукой нашлось. Один говорит: магнитная аномалия, — компасом тоже проверяли. Показывает куда-то, вроде на север, но не крутится. Когда аномалия, стрелка должна по кругу елозить.
— У тебя как, по мужской части, без изменений?
— Блин, как после виагры… Мы в баньку деревенских пригласили, для дорогого гостя. Сам вечером проверишь… Здесь что-то другое.
— А если робота пустить, с манипуляторами?
— Где я тебе его здесь возьму? Да еще с манипуляторами?
— Привезем. Знаешь, что еще может быть?.. Я в армии в авиации служил, на радарной станции. Если взять кошку, и к радару подвесить, — когда он заработает, она через пятнадцать минут лысая становится. Может, здесь что-нибудь такое?
Колян пожал плечами и обернулся к народу.
— Братва, желающие есть рискнуть, за бутылку водки?..
В ответ, — молчание.
— Ну, ладно, я пошутил, — за две бутылки?
Дружный гогот потряс стены шахты…
Надо же, молодняк после этого приободрился, один даже принялся изображать, как у чечена голова разлетелась на части, а сам он превратился в волейбольный мяч. И нужно отдать должное, у него здорово получалось, похоже и смешно, прямо как у артиста. Даже Толик, не смотря на свою озабоченность, посмеялся, а потом предложил исполнителю сигарету.
Какое-то неестественное это веселье, то утихая, то вспыхивая вновь, продолжалось минут сорок, пока не прибежал парень и не спросил, что делать с теми двумя, вместе их приводить или как, поскольку они уже у лифта.
— Давай одного сначала, второй пусть подождет, — сказал Толик и обернулся к оператору. — Кассету зарядил?
Тот молча кивнул.
Вот так все веселье и закончилось.
По штреку вели не старика, а другого, — здоровенного бугая, сутулого, с непомерно длинными руками, на которых наручники казались чуть ли не игрушечными.
— Здорово, душегуб, — сказал ему Толик, — не расскажешь, сколько ты людей в цемент закатал?
Душегуб поднял голову и спросил негромко:
— Порешить меня хотите?
— Да что ты, — искренне удивился Толик, — с чего ты взял… Мы здесь кино снимаем, про трудовую жизнь… Про то, как труд сделал из обезьяны человека. Слышал, наверно, о таком?.. Вот ты у нас сейчас и потрудишься. А мы — снимем.
Все повторилось, как недавно. Только Алексею не дали саперной лопатки, а посоветовали загребать породу руками. Тот смотрел, то на камеру, то на прожектора, то в глубину штрека, по которому ему скоро предстояло пройти. Его примитивное, но верное чутье говорило, что идут уже, тикают, последние его минуты, — но что случится, откуда придет конец, он не понимал.
Бесполезная сейчас веревочка была хорошенько припрятана от посторонних глаз, — веревочка эта бесценная, оказалось всем его богатством, с которым он покидал этот мир.
Он ступил за бревно, ожидая подвоха, оглянулся, — никто не целился ему в спину, вообще ни у кого не было оружия на изготовку, кроме конвойных, но те не в счет, — они же не расстрельная команда.
Прошел еще немного, оглянулся опять. Замер, постоял немного, — опять оглянулся. Никто не собирался его убивать. Может, показалось, — на самом деле, кино?
— С этим-то что будет? — шепнул на ухо Коляну Толик. — Давай на сто баксов?..
Колян пожал плечами, не отрывая взгляда от героя новой серии. В отличие от московского братана, подходящего к делу по столичному рационально, он, как вынужденный провинциал, вносил в действие некоторую толику эмоций, и, судя по тени на его лице, мыслил своеобразнее залетного московского гуся.