Яна опять коснулась пальцем черепной коробки и звонко засмеялась, будто перекатывая кристаллы чистого льда в горле, сделала большой, затяжной глоток пива и прильнула прохладными, пахнущими солодом и хмелем губами к губам Киры. Больше не осталось сдерживающих факторов, лопнула ею самой натянутая струнка мучительно-сладкого промедления. Она дала отмашку: «Можно». Клетчатый флаг взмахнул, моторы взревели, болиды рванули с места, линия жизни пересеклась с линией любви, и шершавая тёплая кнопка призывно упёрлась в ладонь, а губы плотно, осязаемо соединились под зябкой анестезией хмеля.
...Они с Яной были в клубе, когда ворвался вооружённый ОМОН. Музыка стихла, началось «маски-шоу». Киру положили на пол, и она не сопротивлялась, уверенная в чистоте своей совести. Яна кричала и билась, рвалась к Лютовой, но её оттеснили прочь.
— Ян, всё будет хорошо, во всём разберутся, — крикнула ей Кира.
Но уже в следующую секунду стало ясно: не разберутся. Кира непонимающе уставилась на пакетик с белым порошком, который достали из её собственного кармана. Это смахивало на цирковой фокус, только цирком здесь и не пахло, всё было очень серьёзно. Ей просто всунули пакетик в руку — вот и отпечатки. Получите, распишитесь — статья 228. Вместе с ней повязали ещё нескольких ребят. Согнутых в три погибели, со скрученными за спину руками, их выводили из клуба. Напоследок перед взглядом Лютовой проплыло бледное лицо Яны, прекрасное и грозное, с ручейками туши на щеках. Верхняя губа подрагивала от готового вырваться рычания, широко раскрытые глаза обещали кому-то далёкому очень крупные неприятности. Кира не услышала, а скорее, прочла по губам:
— Ну, мамочка, ты за это дорого заплатишь.
Так Лютова очутилась в камере.
— Господи, Кира, как ты могла скатиться до такого?! Сначала эти... извращения, а теперь вот наркотики! — причитала мама на коротком свидании в СИЗО. — Эта девушка, Яна... Ну зачем, зачем ты с ней связалась? Эти богачи всегда выйдут сухими из воды, даже если убьют кого-нибудь, а ты... У нас с отцом нет столько денег, чтобы тебя отмазать!
— Мам, наркотики мне подбросили, — глухо проговорила Лютова.
Та будто не слышала.
— Какой ужас, какой позор для нашей семьи! Как смотреть в глаза людям? Как я буду смотреть в глаза родителям моих воспитанников?
— Тебя только твоя репутация беспокоит? — горько скривила рот Кира.
— А Нина? — стискивая и переплетая пальцы в нервный узел, продолжала убиваться мама. — Ты и на сестру тень бросила!
— Мама, я невиновна, — уже не надеясь до неё достучаться, проронила Лютова. — Это устроила Янина мать, чтобы убрать меня. «Закрыть». Чтоб я не мешала её планам на будущее дочери.
— Это клеймо на всю жизнь! Каждому встречному не докажешь, что невиновен! — проговорила мать, устало закрыв глаза и отвернув лицо.
Яны не было здесь, но Кира мысленно разговаривала и с ней. Она помнила раскалённую крышу, холодное пиво, гоночные флаги и кнопки сосков под линиями жизни. Наверно, иногда жопа бывает всё-таки не в результате твоего собственного выбора... И не от тебя зависит, как скоро ты из неё выберешься. Иногда срок назначает суд. Хотя... Если бы Лютова не согласилась на индивидуальные занятия, не скользнула одной рукой под чашечку верха купальника, а другой — под трусики, не втопила педаль газа в своём гоночном болиде, может, и не сидела бы она сейчас тут, отгороженная от матери ударопрочным стеклом.
— Ладно, мам, пока.
Сказать ей было больше нечего, и Кира повесила трубку переговорного аппарата. Но жалеть о том, что сняла-таки с Яны купальник в тот жаркий день на крыше и выпила напиток любви до дна?.. Что ж, если такова плата за счастье, она отсидит от звонка до звонка. Только и оставалось утешать и подбадривать себя мыслью, что это лишь временная жопа с испытательной целью.
Яна пришла позднее. Она не плакала, но её глаза были очень острыми и блестящими — снова как те коричневые бутылочные стёклышки.
— Кир, мы тебя вытащим. Я найму адвоката, — сказала она в трубку. — Мы докажем, что тебя подставили. Дело развалится в суде.
Её ладонь легла на стекло, Кира приложила к ней свою и улыбнулась. За стеклянно-холодной твёрдостью этих прекрасных глаз всё же стояли невыплаканные слёзы, она знала это. Просто Яна была не из тех, кто сидит и плачет, она предпочитала вставать и действовать.