— Даже если ничего не выйдет — всё равно спасибо, Ян.
— Благодарность тут неуместна, — с горечью вздохнула девушка. — Мой долг — исправить то, что натворила маман.
Но то ли адвокат попался неважный, то ли мать Яны его перекупила — как бы то ни было, приговор прозвучал: «Признать виновной». Родители Лютовой на оглашение не пришли, в зале сидели только Яна с Ниной. Младшая сестрёнка Киры плакала, а Яна с сухими глазами и сурово сжатым ртом обнимала её за плечи.
— Аркадий Петрович, как же так вышло? Вам не за это платили. — Стройная, элегантная в чёрном кожаном жакете, облегающих брюках и высоких сапогах, холодно-грозная и гибкая, как кобра, Яна подошла к проигравшему адвокату уже за дверью зала суда.
— Скажите спасибо, что только три года дали, — цинично хмыкнул в своё оправдание тот. — Могли и больше впаять. А если будет примерно вести себя — выйдет по УДО через год-полтора. Так что не надо мне претензии предъявлять, милочка! Я свой гонорар добросовестно отработал.
— Сволочь вы, Аркадий Петрович, вот вы кто. — И, больше не удостаивая адвоката и взглядом, Яна повернулась к нему спиной.
Нина плакала у неё на плече, и Яна, оберегающим жестом обнимая её, промокнула ей глаза бумажным платочком.
— Ничего, Нинок, выше нос. Крепись, солнышко... Я на машине, подвезти тебя?
Нина спотыкалась и ничего не видела перед собой от слёз, и Яне пришлось под руку вести её по коридорам и лестницам, открывать перед ней дверцу и помогать усесться. Несгибаемо прямая, надменно-сдержанная в зале суда, на водительском сиденье своей машины она наконец улыбнулась Нине, приподняв её заплаканное лицо за подбородок.
— Кира рассказывала о тебе очень тепло, с любовью. Вижу, и ты её любишь... А где ваши родители, почему они в суд не пришли?
Нина, скатывая из промокшего бумажного платочка шарик, не ответила, только устало и горько поморщилась.
— Понятно, — нахмурилась Яна. И тут же расправила брови, снова ободряюще улыбнулась. — Ну, значит, нам с тобой придётся поддерживать Киру ещё и за них. Мы её не бросим там одну. Не унывай, кнопочка.
С робким проблеском ответной улыбки сквозь слёзы Нина вскинула голову и кивнула.
— Кира меня так называет...
Яна ласково ущипнула её за щёчку.
— Моя ты хорошая девочка... Буду тебе и за Киру, и за маму с папой, раз они самоустранились. Слушай, тебе бы не помешало взбодриться! Давай заедем куда-нибудь, кофейку выпьем, м?
— Спасибо... Я больше чай люблю, — смутилась Нина, не зная, куда девать бумажный шарик, скатанный из платочка.
— Да выкинь ты его! — И Яна опустила со стороны Нины стекло дверцы. — Ну, значит, чайку дерябнем — покрепче и послаще. Вредно, конечно, стресс вкусняшками заедать, но, думаю, большой беды не будет, если к чаю мы ещё и по пирожному возьмём. Ну, поехали.
И она, ещё раз приласкав тыльной стороной пальцев щёку Нины, завела двигатель и тронула машину с места.
...
...Вдох, выдох, вдох, выдох — долгие, глубокие от участившегося сердцебиения. У Лютовой отвалилась челюсть, когда она увидела Яну на пороге своей квартиры — с одним чемоданом и солнечной, беззаботной улыбкой.
— Ну, берёшь в жёны принцессу без престола? У меня тоже есть принципы. И главный — если что-то мешает мне быть с любимым человеком, я от этого избавляюсь. Ты не думай, что я собираюсь сесть к тебе на шею. Я уже кое-что подыскала, с завтрашнего дня выхожу на работу. Государыня-матушка в гневе, но ей придётся это проглотить. Не ей решать, как мне жить и чем заниматься. Я с детства такая — делаю только то, что сама хочу.
Так Яна щебетала, поджаривая для Киры яичницу с грудинкой. Яркая, как райская птичка, в цветастом коротком платьице, она порхала по кухне, а Лютова, размякшая от щекочущего и сладкого, хмельного чувства в груди, молча любовалась ею. Она благословляла уста, назвавшие её любимым человеком, и совсем опьянела от счастья. Яйца шкворчали на сковородке, а Яна резала пополам апельсины и давила их на соковыжималке для цитрусовых. Кира не могла оторвать взгляда от этих бесконечно длинных ног, ладонь сама потянулась и легла на тёплую атласную кожу, заскользила выше... Сперва Лютова обомлела: совсем стыд потеряла девка, в таком коротком платье — и без трусов!.. А если ветер? Но в следующий миг намёк на нижнее бельё обнаружился. Не трусы, а верёвочки с узелками, будто и нет ничего. По смешливым огонькам в глазах Яны Кира поняла: та нарочно такие надела, чтоб подразнить. И у неё это получилось. Янкин смех всколыхнул в Кире острый голодный спазм, и через миг гибкая талия девушки была в кольце объятий Лютовой, а слабые узелки набедренных верёвочек распались от лёгкого рывка.