Та с кошачьим прищуром и смешком взъерошила уже чуть обросший затылок Лютовой и втянула её в новый поцелуй, более долгий и страстный. На заднем сиденье такси по дороге из аэропорта они вот так же не могли досыта нацеловаться, чем весьма смутили водителя. Сейчас они в первый раз за минувшие три дня выползли из постели на более-менее продолжительное время, потрудившись накинуть что-то из одежды. Яна основательно подготовилась к встрече: холодильник в доме был до отказа набит едой — в основном, охлаждённым мясом, овощами, зеленью и вином. Время от времени она поджаривала говяжий стейк и резала салат, они ели из одной посуды (чтобы не мыть два набора) и снова спешили окунуться друг в друга, утоляя голод иного рода. Секс и еда, еда и секс — им было не до разговоров. Когда их рты не жевали, они были заняты делом. Пару раз Лютова заикнулась, что у неё помимо прочего есть ещё и потребность в информации, но эти вялые попытки захлебнулись. Ощутив на своих губах тёплое дыхание очередной надвигающейся поцелуйной цунами, а под ладонями — ягодную упругость любимой попки, она соглашалась, что разговоры — не первоочередная необходимость.
— Ага, отпетая мошенница, — ласково усмехнулась Яна, когда их горячо слившиеся губы разъединились. — Вся в своего папку.
Своё похищение она организовала сама. К ней явился её родной отец, с которым мать развелась много лет назад; в прошлом он служил в милиции и крышевал бандитов — по сути, сам был бандит, только в погонах. Теперь его дела и здоровье пошатнулись, требовалась пересадка печени. Он уже нашёл клинику, нужны были только деньги. К бывшей жене он обращаться не стал: знал, что та его на порог не пустит, потому и пошёл сразу к дочери. А та не растерялась и выступила с деловым предложением: он помогает ей с «похищением», а она после получения выкупа оплачивает ему лечение и накидывает ещё некоторую сумму сверх того — на жизнь в эмиграции и бутерброды с икрой.
— Сдал папка, здорово сдал. Весь обрюзгший, полысевший, помятый такой, с угасшим взглядом — видно, что потрепала его жизнь не хило. Ну и болезнь тоже, да... А ведь он был крутой мужик, Кир, серьёзно тебе говорю. Реально крутой. Бесстрашный, наглый, умный, изворотливый... Казанова тот ещё — бешеный успех у дам имел. И где это всё теперь?.. М-да... Даже жалко его стало. Знаешь, когда я ему план изложила, у него аж глаза загорелись — прямо былой огонь вспыхнул. Засмеялся и сказал, что согласен поучаствовать в этом дельце, тряхнуть стариной, а то в последнее время жизнь совсем скучная стала. От дел отошёл, с деньгами туго, да ещё и печень на ладан дышит — даже коньячку не накатить. Тоска зелёная!
Отец обладал недостававшими ей для осуществления её идеи знаниями и нужными контактами. Сработала парочка чисто, как по нотам: папа был матёрым профессионалом, дочка — толковой ученицей. Как только деньги очутились у них в руках, он улетел в Германию на операцию, а Яна — в Аргентину.
— Да, мой старик — не самый высоконравственный человек. Таких, как он, называют оборотнями в погонах. Он не стоял на страже закона, а использовал своё положение для наживы. Он брал взятки и покрывал бандитов. Без него у меня вряд ли выгорело бы всё это дельце. Он знает все лазейки, все входы и выходы. Знает, как подделывать улики, как заметать следы. Но знаешь, Кир, мне плевать на все его грехи, потому что он сказал самое главное: «Как тебе жить и кого любить — твой и только твой выбор, никто не может тебя принуждать к другому. Но уж если выбрала, то и отвечать за свой выбор или огребать за него — тоже тебе». С маман я никогда не могла поговорить по душам, не получалось. А с ним, как ни странно — да. Он далеко не святой, но и не ханжа, как матушка. Он не носит маску добродетели, не лицемерит, не притворяется. Наверно, потому-то маман и оказалась успешнее, чем он. И пошла гораздо дальше. Я с ним созванивалась недавно... Операция прошла хорошо, он поправляется. И я почему-то этому рада.
Огонь в чаше наполнил глаза темноволосой рассказчицы расплавленным золотом слёз.
— Да, мой отец — не лучший из парней. А если не смягчая, то засранец, каких поискать. Но он сказал, что я — единственный в мире человек, которого он никогда не кинет... И знаешь, я ему верю. Потому что и правда не кинул. И был готов за меня и под пули, и в тюрьму. Если бы что-то пошло не так и нас бы сцапали, он был готов взять всё на себя и представить всё так, будто я жертва, а не сообщница. А в тюрьме, как ты понимаешь, он бы недолго протянул с его печенью... До суда бы просто не дожил. Я знаю, он сдержал бы слово... И я тоже не сдам его даже под пыткой.