Я старше на моря, на города,
На трудные и легкие маршруты.
Не на года —
Я старше на минуты,
Что, может, больше стоят.
Чем года.
ВОСТОЧНЫЕ МОТИВЫ
Быть равнодушным к близким —
грех.
И пить вино без меры —
грех.
Неверность —
грех.
И леность —
грех.
Неоткровенность в дружбе —
грех.
Но наибольший
грех
из всех
В том,
что я день спокойно прожил.
Что ни один
подобный грех
Меня
сегодня
не встревожил.
ФРОНТОВАЯ ЗИМА. ЛЕНИНГРАД
«Здесь жил Пушкин».
«Здесь жил Маяковский».
Мрамор славы.
Бессмертья металл.
Видел мемориальные доски.
Но такую, клянусь, не видал, —
Так и рвется наружу страданье.
Фронтовая зима. Ленинград.
От всего многолюдного здания
Лишь один обгоревший фасад.
А к фасаду прибита фанера.
Обведенная черной каймой:
«В этом доме жила тетя Вера», —
Нацарапано детской рукой.
СОЛДАТСКИЕ ПРАЧКИ
Вы с нами делили
Нелегкие
Будни похода.
Солдатские прачки
Весны
сорок пятого года.
Вчерашние школьницы.
Мамины дочки,
Давно ль
Полоскали вы
Куклам платочки?
А здесь,
у корыт,
Во дворе госпитальном
Своими ручонками
В мыле стиральном
До ссадин больных
На изъеденной коже
Смываете
С жесткой солдатской
Одежи
Кровавую
потную
Глину
Большого похода.
Солдатские прачки
Весны
сорок пятого года
Вот вы
предо мною
Устало
стоите.
Вздымается
Дымная пена
В корыте…
А первое
Мирное
Синее небо —
Такое забудешь едва ли, —
Не ваши ли руки
Его постирали?
ВОЕННЫЕ ПОЕЗДА
О военные поезда.
Людные,
Откровенные,
Отошедшие навсегда.
Как года
Военные!
В час бомбежки,
В кромешном аду.
Так я ждал
Вашей скорой помощи!
И цеплялся
За вас
На ходу.
За железные
Ваши поручни.
Как в ушко,
Пролезая в вагон,
Спал я стоя
В прокуренном тамбуре.
Находилось всегда,
Как закон,
Место мне
В кочевом
Вашем таборе.
Находились всегда
Для меня
На каком-то разъезде
Мелькающем
Полка верхняя,
Искра огня
Из кресала
Солдата-товарища.
Кто-то сало
Протягивал мне.
Кто-то спиртом
Делился по совести.
На войне я был,
Как на коне.
Если ехать случалось
На поезде.
Не имеют
Стоп-кранов
Года.
Лишь работает память,
Как рация.
Время гонит
Свои поезда.
Где вы, те,
Обожженные станции?
Где вы, те,
С кем в людской толчее
Недовстретился я,
Недообнялся?
Как нужны вы
Бываете мне
В толчее
Недовольной
Автобуса.
О военные поезда.
Людные,
Откровенные,
Отошедшие навсегда.
Словно годы
Военные!
Вы меня
Научили тогда
Верить той
Человеческой помощи.
Можно жить
Не минуту —
Года.
Только б крепче
Схватиться
За поручни.
МЫ С НИМ БЫЛИ РОВЕСНИКИ
Памяти брата Юрия Доризо
У меня был двоюродный брат.
Он мальчишкой
Погиб на войне.
Мы с ним были ровесники.
А теперь
Он годится мне в дети.
Он мне вспомнился вдруг
В югославской чужой стороне.
Здесь,
У русских могил,
На холодном
И влажном рассвете.
Я с ним в детстве поил
Деревянных коней,
И отлично жилось нам
На той,
Довоенной планете.
Он был старше меня
По серьезности тихой своей,
А теперь
Он годится мне в дети.
Он погиб
В самом первом бою.
Ничего,
Кроме нашей Кубани,
Он не видел на свете.
Я ж прошел сто дорог
За себя
И еще сто дорог
За него,
И теперь
Он годится мне в дети.
Для него была женщина тайной.
Была Аэлитой она.
Он еще ее губ,
Достающих до самого сердца,
Ни разу не встретил.
Новогодняя рюмка сухого вина —
Вот и все…
И теперь
Он годится мне в дети.
Мы с ним были ровесники.
Я, вернувшись с войны,
Избегал его мать,
Будто в чем-то
Перед ней был в ответе.
А теперь
Я смотрю ей в глаза
Без той прежней вины.
Потому что теперь
Он годится мне в дети.
Все равно
Нелегко мне
В глаза ей смотреть,
Это понял я в Сербии,
Здесь,
У русских могил,
На рассвете.
Но в одном
Он счастливей меня —
Он не будет стареть.
Потому что теперь
Он годится мне в дети!