— Вы не очень-то лестно отзываетесь о родном городе.
— Отчего же? — Удивление Филиппа было неподдельным. — Я страстный поклонник Парижа. Однако я категорически против слепого поклонения и обожания. Знаете, зачастую люди, которые с восхищением описывают Триумфальную арку или Эйфелеву башню, не испытывают никаких глубоких чувств ни к одному, ни к другому сооружению. Просто, видите ли, хороший тон — выражать свою любовь к всемирно известным достопримечательностям Парижа.
— Да? А за что же вы любите Париж? — попыталась подловить его Дейзи.
— Любят не за что-то, а вопреки чему-то, — с претензией на философскую глубину заметил Филипп.
— Хорошо, — терпеливо согласилась Дейзи и продолжила допрос с пристрастием: — Так вопреки чему же вы любите Париж?
— Ну… — Филипп задумался. — Боюсь что-нибудь упустить. Мне нравится теснота города. Узкие лестничные пролеты, низкие своды метро, узкие улочки, по которым только и можно передвигаться на велосипеде или на мотоцикле. Моя мастерская находится в мансарде, а все оттого, что больше негде. Все парижские чердаки заселены. А пресловутые парижские кафе, любовно называемые «кафешками»? Крохотные круглые столики стоят буквально один на другом, невозможно пообедать, не услышав пару-тройку чужих историй. Извините, я, наверное, утомил вас.
— Нет-нет, продолжайте, — быстро попросила заинтригованная Дейзи.
Она прочитала десяток книг, посвященных Парижу и его окрестностям, перелистала массу журналов, пестрящих фотографиями, но никогда не чувствовала Париж настолько осязаемо. Ей уже начало казаться, что она летит в знакомый и почти родной город. Словно она только вчера пила кофе в одном из уличных кафе и лакомилась восхитительными пирожными в кондитерской.
— Я не стану больше ничего вам говорить. Иначе у вас не будет собственного открытия Парижа. Пусть и для вас он станет чем-то особенным. Жаль, если город так и останется для вас набором экскурсионных маршрутов. Хотя я вовсе не отговариваю вас от обращения в одну из многочисленных турфирм города. Вас с ветерком прокатят на открытой платформе двухэтажного автобуса. Правда, на вашем месте я не стал бы рассчитывать на исчерпывающе полную информацию. К тому же приготовьтесь слушать гида с плохим английским.
Дейзи наконец поняла, что ее больше всего удивляло в Филиппе. Нет, не внешний вид и несвободная манера общения. Пожалуй, даже слишком свободная. У него был прекрасный английский. Его вполне можно было принять за американца.
— Хотите спросить, откуда у меня такое хорошее знание английского? — снова угадал ее мысли Филипп.
Дейзи оставалось лишь молча кивнуть.
— Моя мать — англичанка.
Дейзи удивилась еще больше.
— Неужели все истории о взаимной нелюбви англичан и французов — выдумка, миф?
— К сожалению, нет. Уж не знаю, откуда это повелось, но мы, французы, действительно недолюбливаем чванливых снобов с Британских островов. Впрочем, они отвечают нам тем же. — Филипп усмехнулся. — Слава богу, это не мешает ни тем, ни другим наслаждаться культурным достоянием соседнего государства. «Евростар» менее чем за три часа доставит вас из Парижа в Лондон.
— Простите… это нескромный вопрос, но женское любопытство сильнее меня. Как же получилось, что ваши родители поженились?
— Все очень просто. Они полюбили друг друга.
— Ах да.
Дейзи почувствовала себя абсолютной дурой. Мало того что она приставала к незнакомому человеку с личными вопросами, так еще и сами вопросы были наивными и детскими!
— Можно теперь и я задам вам личный вопрос? — поинтересовался беззаботно Филипп.
Дейзи ничего не стоило отказать, однако…
— Спрашивайте, — твердо сказала она.
— Почему вы так грустны?
Она опустила глаза, не решаясь открыться малознакомому человеку. Малознакомому? Да она вообще видит его в первый раз! И, вероятно, в последний. С другой стороны, тем лучше. Почему бы не поделиться своими неприятностями с человеком, которого никогда больше не встретишь? Возможно, он даст какой-нибудь дельный совет. Например, подскажет, как дальше жить.
— Завтра должна быть моя свадьба, — начала Дейзи без обиняков.
— Должна быть, но ее не будет, верно? — уточнил Филипп.
Дейзи кивнула, но не произнесла больше ни единого слова. Филипп решил взять инициативу в свои руки и разговорить помрачневшую и ушедшую в себя попутчицу.
— Вы поняли, что не любите своего жениха?
— Нет… вернее, да. Не знаю.
— Ясно, — сказал Филипп, словно вынес судебный вердикт, не подлежавший обсуждению или пересмотру.