Из одежды на нем оставалось только белье, и Павел с умыслом встал перед своей девушкой в полный рост. Не отводя взгляда, потянулся, стал разминать мышцы. С пронзительным щемящим чувством нежности к Маше отметил, как та покраснела и отвела взгляд. Не честно с его стороны? Ну, он и не обещал никому действовать честно.
Продолжал возвышаться над ней, лежащей в кровати. Маша сонная, с голыми плечами, прикрытыми лишь тонкими лямками пижамной майки, со спутанными светлыми волосами, умильно, по-детски надутыми губками… Павел не мог перестать на нее смотреть, впитывать ее образ в себя. Такой домашний и родной. Не мог насытиться ею, хотел ее. И не собирался скрывать, что хочет.
— Ты как сюда попал? Меня вахтер съест с потрохами теперь, — проворчала девушка.
Павел усмехнулся на ее попытку отвлечься от физического влечения между ними.
— Не волнуйся, это я уладил. Главное, чтобы ты сама меня не выгоняла, — к словам прилагался еще и взгляд, способный растопить и самое черствое сердце, но девушка по-прежнему разглядывала стену.
Он со вздохом начал одеваться, то и дело, бросая на Машу внимательные взгляды.
План, необходимо следовать плану, — напомнил он себе. Не торопить, не пугать Машу чрезмерным напором. Пускай тормоза у него уже совсем отказывают в отношении его девочки, но ведь она этого еще не знает. Павел сам это только недавно узнал.
Застегивая пуговицы на рубашке, тихо спросил:
— Позавтракаешь со мной? — вкладывая в простой вопрос, куда большее значение, чем могло показатся. Огромное такое значение, способное кардинально поменять жизнь. Маша это поняла, услышала в его голосе. Посмотрев в темные, будто поглощающие свет и ее саму, глаза, убедилась в верности своих ощущений. Он снова менял ее реальность с ужасающей быстротой и легкостью. Держал ее сердце, мог вознести до небес, а мог устроить личный ад для нее.
Павел вмиг подобрался и насторожился, встретив ее растерянный и в какой-то мере обреченный, взгляд.
— Я не смогу тебя выгонять, ты это знаешь, — тихо, без каких-либо эмоций в голосе, проговорила Маша. Она сутулилась и поджимала пальцы на ногах. Окно всю ночь оставалось открытым, и в комнате было прохладно. — То что было между нами для меня не пустое и я по-прежнему… — она не смогла договорить.
Никогда не думала, что сказать слова любви будет для нее так страшно. Ужасно страшно. Этим она окончательно вручила бы себя ему. Даже не простив. Уже признала бы себя полностью принадлежащей Павлу, не смотря ни на что.
После судорожного вздоха Маша снова подняла напряженный взгляд на мужчину и спросила:
— Тебя когда-нибудь предавали? Бросали? Я не могу больше тебе верить. Даже понимая причину твоего поступка. Все равно! — не в силах больше смотреть ему в глаза, опустила взгляд на свои цветастые пижамные штаны.
Так, в раскаленном, несмотря на холодный воздух из окна, молчании, прошли еще несколько минут. Не дожидаясь ответа, Маша нашла тапки под кроватью, сосредоточенно натянула их, также молча одела халат, встала и взяла в шкафу одежду. Переодеваться при нем не собиралась. На одно утро вполне хватит и одной демонстрации голого тела, которую устроил Павел. И ведь подействовало, еще как! Поэтому необходимо скорее уйти, сбежать.
Уже у двери в ванную комнату ее обняли за плечи.
— Я не собираюсь делать вид, что между нами все как раньше. Но сделаю все, слышишь?.. все, чтобы ты смогла мне доверять. Снова.
Аромат яблок и теплого тела любимой окутывал, возбуждал и одновременно умиротворял. Павел спрятал лицо в ее волосах.
— Я люблю тебя, — произнести эти слова во второй раз оказалось легко и естественно, как и обнять Машу, продолжая прижиматься лицом. Глубоко дыша, вдыхая ее аромат.
Тихо добавил:
— Я не отступлюсь.
Она сделала шаг к двери. Руки, обнимавшие ее, сперва напряглись, но позволили отойти.
Все происходящее сложно, очень. Тем более с утра пораньше. На сонную, не отдохнувшую после пары часов прерывистого сна, голову. Ведь и Маша избегала сильных эмоций, а со встречи с Павлом, ее буквально переполняло яркими и кардинально противоположными чувствами. Сейчас же вообще сплошной надрыв. Но молчать легче, чем попытаться объяснить, а Маша не убегала от проблем. Ей некуда бежать.
Если только ее не прогоняли.
— Ты сам хорошо знаешь, что я к тебе чувствую, — просто призналась. Нет больше ни сил, ни желания что-либо недоговаривать, юлить перед ним и самой собой.
Но Павла такое признание будто ударили под дых, от него перехватило дыхание. От боли, прозвучавшей в словах.