Выбрать главу

+++

Источником заимствования образа девы-розы мог также служить «Роман об Александре» (1160–1165), начатый Альбериком из Бриансона (Безансона) в первой трети XII в. и продолженный Александром Парижским в 1180-е гг., где в третьей ветви, повествующей о чудесах Востока, возникает образ сада дев-цветов. Гильом упоминает Александра Македонского в главе «Куртуазное общество», что косвенно подтверждает возможность аллюзии трувера на указанное произведение.

Образ дев-цветов в зачарованном лесу из «Романа об Александре» восходит к мотивам античной мифологии. Например, Венера у Лукреция в поэме «О природе вещей» изображалась как богиня плодородия, вечной весны. Подобные эпитеты Венеры исходят из греческих определений Афродиты в текстах Гомера (в «Одиссее» и «Гимнах Гомера»): «Афродита в садах», «священносадовая», «Афродита в стеблях», «Афродита в лугах»40. Средневековые авторы периода Жана де Мена знали об античных (греческих) символико-атрибутивных семантиках по латинским текстам. Афродита, или ее римский аналог – Венера, всегда окружена розами, миртом, анемонами, фиалками, нарциссами, лилиями. Афродита отождествляется с восточными богинями плодородия: финикийской Стартой, вавилоно-ассирийской Иштар, египетской Исидой. В «Плаче по Адонису» Биона из Смирны (III–II вв. до н. э.) описывается сцена гибели Адониса: Афродита оплакивает юношу и превращает его в цветок, окропив нектаром пролитую кровь. Также юношу оплакивают хариты и мойры, из крови Адониса вырастают розы, а из слез Афродиты – анемоны (ветренецы). В варианте Овидия из крови Адониса вырастают «цветы цвета крови». Венера также связана с весной, садами, цветением, роза считается ее цветком-атрибутом. Известен миф о появлении этих цветов из крови Венеры. Ритуалы Адониса (адонии) стали частью праздника розалий в эпоху римских императоров41.

Образ дев-цветов в зачарованном лесу отражает и восточную тему. Более того, Греция периода завоеваний Александра Великого оказала большое влияние на персидскую литературу, в том числе, возможно, греческий культ розы мог объединиться с внутренними поэтическими традициями Ближнего Востока. В персидской поэзии роза, цветок на кусте, сопоставляется с возлюбленной, с прекрасной девушкой. Большое значение имеет мотив соловья и розы в саду. Ярким примером подобного мотива являются образы Лейлы и ее возлюбленного из поэмы «Лейли и Маджнун», которая, подобно «Роману о Розе», переписывалась несколько раз Абу Абдаллахом Рудаки (858–941), Низами Гянджеви (1141–1209), Саади (1210/1219-1292/93), Алишером Навои (1441–1501), Джами (1414–1492), Физули (1494–1556) и некоторыми другими авторами. Тот же мотив прослеживается в «Гансе и Лубне», «Кутаире и Аззе», «Антаре и Абле» и многих других версиях знаменитой поэмы.

Страница «Романа о розе». Фландрский манускрипт (ок. 1490–1500)

На формирование сюжета поэмы «Роман о Розе» мог повлиять как сам образ дев-цветов, так и место, где они обитали, – зачарованный лес, ставший примером хронотопа «лес чудес» рыцарских романов Рено де Боже, Робера де Борона, Кретьена де Труа, Жана Ренара, Жерберта де Монтрейля, перекликающийся с хронотопами сновидения, леса-сна. Образ леса чудес, в свою очередь, шел из античных сюжетов о заколдованном саде, охраняемом верным стражем, чаще всего чудовищем – например, сад Гесперид с драконом Ладоном.

Некоторые исследователи (Д.Пуарион, Н.В.Забабурова, И. Б. Смирнова) называют рыцарский «Роман о Розе, или Гильом из Доля» (1228) Жана Ренара одним из основных источников формирования концепции розы в первой части поэмы Гильома де Лорриса. Влюбленный юноша в «Романе о Розе» засыпает и попадает в Сад Веселья, где происходят удивительные события. Зачарованный лес связан с погружением героя в заколдованное состояние, Сад Веселья (хронотоп в хронотопе) открывается юноше во сне, то есть в обоих случаях речь идет о каком-то надреальном уровне восприятия происходящего:

…Мне шел тогда двадцатый год:Амур в ту пору дань беретСо всех. Однажды в час ночнойЯ спал, как будто бы хмельной,Так крепко, что во сне был явленМне мир иной, и им оставленВ душе моей глубокий след…42

Пер. И. Б. Смирновой

Со сном связана и основная концепция розы в «Романе о Розе, или Гильом из Доля» Жана Ренара. О том, что у героини романа Льеноры на бедре есть родимое пятно в виде распустившейся розы, коварный сенешаль узнает от матери девушки, когда Льенора спит. Мотив сна дает возможность автору не только создать атмосферу таинственности, перехода в состояние, в котором все возможно, но также является предлогом для конструирования определенной сети препятствий на пути героя к конечной цели, кроме того, делает героя зависимым от внешнего влияния. Роза на бедре Лье-норы перекликается с розой-тайной, понятием sub rosa, тайным знаком, о котором могут знать только свои. Император Конрад отвергает Льенору, узнав тайну родинки в виде розы на ее бедре от своего вассала, то есть решив, что сенешал мог видеть розу собственными глазами. Но узнав впоследствии всю правду, Конрад женится на Льеноре, тем самым разрушая воздействие сна, из-за которого героине пришлось так много претерпеть на пути к своему счастью. Сон и в этом случае обладает коннотацией зачарованности, колдовства, лишающего на какое-то время героя способности влиять на происходящие события. Он попадает под власть сил, которые учат, направляют, приводят к конечной цели. Для человека Средневековья это – ощущение подвластности высшим силам, анонимности личности, растворения в Боге.