Пер. И. Б. Смирновой
Роза может символизировать душу (в христианстве лепестки розы – души праведников), небесное блаженство, нечто недостижимое, к чему стремится юный адепт веры48. Поцелуй розы в части, написанной Гильомом де Доррисом, говорит не о сладострастном влечении, а о поцелуе креста (розовый куст ассоциировался с крестом), о крещении, посвящении в тайну веры. Но получив такое благословение, юноша оказывается заточенным в замок Ревности, что может говорить об испытаниях, которые выпадают на долю христианина.
Важно, что в более поздней интерпретации «Романа о Розе», а именно в поэме XVI в. Клемана Маро, члена кружка Маргариты Наваррской, была изложена версия, согласно которой роза отождествлялась непосредственно со Святой Девой. Роза у Маро воплощала мудрость, благодать и вечное блаженство.
Слияние у Гильома де Дорриса античной мифологической и христианской символики может отсылать и к распространенным в XIII в. алхимическим и мистическим учениям, считавшимся в католичестве еретическими и потому находившимся под запретом. Образ розы, именуемой в алхимии «колесо огня», в этих учениях – один из основополагающих. Он тесно связан с символикой креста (фр. creuset в алхимической терминологии – символ горнила, испытания)49.
+++
Для Жана де Мена основным концептуальным фундаментом поэмы стали произведения Аристотеля, Платона, Вергилия, Овидия, Горация, Катулла. Значительное влияние на часть, написанную Жаном де Меном, оказала аллегорическая поэма «Плач Природы» Алана Лилльского (1120— 12O2)50, где Природа выступает в роли демиурга. Она – как аллегория – является Алану во сне и называет себя наместником Бога на земле в деле творения. Тем временем наместником Бога на земле считался король (монарх). То есть Природу Алан возводит на вершину королевских полномочий. Природа сошла на землю для сражений с человеческими грехами: пьянством, чревоугодием, гордыней и т. д.
Жан де Мен обращает свой взор на иную сторону поиска розы – физическую, чувственную. Образ женщины в сознании средневекового поэта складывался в двух возможных вариантах: первый – образ Богоматери, с которой сопоставлялась Прекрасная Дама, прославление которой уходит корнями в панегирические послания в честь знатных дам-покровительниц, от которых зависели монастыри и соборные школы. Например, герцогиня Радегунда, под покровительством которой жил в Пуату и патетически ее прославлял Венанций Фортунат (VI в.), или Марцелла и Паула, влиятельные римские аристократки (IV в.), ученицы Святого Иеронима. Это сама роза, которую нужно было достичь, преодолев преграду из шипов (то есть из всего низменного). Второй вариант – образ Евы, вступившей в диалог с дьяволом и заставившей Адама вкусить запретный плод; с ней сопоставлялась простая женщина, грешная, земная, о которой в грубой народной традиции писали монахи в европейских монастырях. Как отмечает М. Л. Гаспаров, к IX в., периоду расцвета монастырской культуры, среди монахов было много людей из низов; в управлении церковью, в хозяйстве, в школе монашество все время соприкасалось с окрестным крестьянством. Хотя монастыри унаследовали от «каролингского Возрождения» вкус к латинской культуре, они не избавились от грубости культуры народной51. Именно из фольклора, из народной песни возникал низменный натуралистичный образ женщины. Жан, будучи теологом, явно разделял общепринятые в средневековом христианстве идеи в отношении женской природы.
В какой-то степени в трактовке двойной сути поиска – преодоления шипов и обретения самой розы – Жан мог отталкиваться как от эротизма мифологических сюжетов (Афродита и Адонис, Венера и Марс), так и от некоторых мотивов латинской поэзии вагантов. К примеру, от стихотворений «Храм Венеры» Архипиита Кельнского, «Проклятье Венеры» и «Стих об Амуре» риполльского анонима. В первом стихотворении под храмом Венеры подразумевается публичный дом, во втором – отчаявшийся влюбленный проклинает неверную или отвергнувшую его возлюбленную, допуская грубые, натуралистичные эпитеты, далекие от возвышенных сопоставлений куртуазной поэзии. В «Стихе об Амуре» в грубой эротичной манере расписан путь на ложе Венеры.
Основываясь на заключениях западных исследователей, М. Л. Гаспаров отмечает, что на любовный аспект поэзии вагантов оказали особое влияние «Песнь песней» и произведения Овидия («Наука любви», «Лекарство от любви»). «Песнь песней», точнее сюжет о любви Соломона к Суламите, толковалась в христианстве аллегорически, как брак Христа с Церковью, что позволило эротическим образам проникнуть в христианскую поэзию Средневековья52.