Вот так началась моя журналистская эпопея. Мне стали давать задания, я их выполнял и вскоре уволился со своей стройки.
А через некоторое время мне мой двоюродный брат говорит, что его бывший начальник (Владимир Новиков, но не тот, который известный критик, а его однофамилец), главный редактор «Магаданского комсомольца», переехал в Москву, работает в отделе очерков журнала «Смена» (был такой молодежный журнал формата тогдашнего «Огонька») и хочет сам отнести несколько моих стихов в этот журнал. Я, естественно, соглашаюсь...
И, о чудо, через неделю мои стихи уже опубликованы в этом журнале.
Братец говорит опять, что мне надо поехать в «Смену», поблагодарить, познакомиться, чтоб уже на будущее самому приносить туда свои вирши.
Я, естественно, поехал. Вхожу в кабинет Новикова и застаю такую сцену: он отчитывает какого-то молодого человека, который решил бросить профессию хирурга, чтобы полностью посвятить себя писанию стихов.
— Как такое тебе в голову могло прийти! — слышу я возмущенный голос Новикова. — Шесть лет учиться такой замечательной профессии — и все кошке под хвост... Вот смотри, Игорь строит нам Химки-Ховрино, пишет стихи, и мы его печатаем...
А я так гордо:
— А я уже не строю Химки-Ховрино...
— А чем же ты занимаешься?
— А я теперь — внештатный корреспондент газеты «Московский комсомолец», — опять-таки гордо заявляю я.
— Ну, мил друг, если уж менять профессию, то надо начинать не с «Московского», а с «Магаданского комсомольца», — заявляет Новиков.
— Это почему же?
— Ну ведь ты, наверно, собираешься издать сборник стихов?
— Естественно, — отвечаю я.
— А когда ты его издашь в Москве?
— Понятия не имею...
— Ну вот видишь, а в Магадане ты его издашь через год...
— Как так?
— Очень просто. В Магадане есть свое книжное издательство, писательская организация там маленькая — всего шесть человек, так что места всем хватает. Покажи мне материалы, что ты напечатал в «Московском комсомольце», хочу их посмотреть...
Назавтра я привез Новикову все, что к тому времени напечатал в газете.
Через день он мне позвонил и сказал, что материалы ему понравились и он с легким сердцем может меня рекомендовать своей бывшей газете...
Он созвонился с магаданской редакцией, узнал, есть ли вакансия (она оказалась), и сказал мне, чтоб я ждал вызова из Магадана.
Вызов вскоре пришел, и через месяц я уже был в столице Колымского края. Правда, эта штатная единица была рассчитана на собкора по Чукотке.
И осенью 1965 года я отправился в Анадырь — областной центр Чукотского национального округа.
Поначалу было очень нелегко — ужасные бытовые условия в этой Богом забытой норе. Но человек привыкает ко всему, как известно...
Короче, я проработал в Анадыре почти год, побывал во многих интересных местах — в частности, в Певеке, самом северном порту России, и даже слетал на остров Врангеля. Кстати, в Певеке я остановился у Юры Васильева, очень хорошего прозаика, а там он работал собкором Всесоюзного радио. У него же в свой следующий приезд в Певек я познакомился с Михаилом Губачом, председателем старательской артели «Комсомолец», куда он пригласил меня поработать сезон — помыть золотишко... Что я и сделал весной 1969 года, заработав за сезон на однокомнатную кооперативную квартиру... Правда, купить квартиру не удалось — в те времена это было архипроблемным делом. Зато мы с женой «сладко» поживали на эти деньги более года, а я тем временем начал сотрудничать с композиторами (писать тексты для песен, первой такой песней было «Возвращение романса» на музыку Оскара Фельцмана) и постепенно стал зарабатывать не только на хлеб с маслом...
Дело в том, что я оказался довольно скоро после этой песни, моментально ставшей шлягером после ее исполнения Муслимом Магомаевым, весьма востребованным в песенном цеху тогдашней эстрады, ибо умел очень хорошо «подтекстовывать», то есть писать тексты на уже готовую музыку. Как известно, есть два способа создания песни: первый — это когда поэт приносит стихи композитору и он сочиняет музыку на эти стихи; второй способ — когда композитор дает поэту уже готовую мелодию и поэт пишет текст, который должен уложиться в уже заданную музыку. Этот второй способ намного труднее первого, и в 70-е годы очень хорошо умели это делать только Лёня Дербенёв и Игорь Шаферан. Они были уже довольно «маститыми» и брались не за всякую мелодию, которую им предлагали молодые, неизвестные композиторы. И тут появился я, который умел это делать, то есть «подтекстовывать», ничуть не хуже этих мастеров...