Выбрать главу

Всё, что он иллюстрировал, приобретало его личностную окраску, и почти всё совершенно. Я не вижу у него неудач. Его книжки при этом очень разные: «Сказки дядюшки Римуса», «Мэри Поппинс», «Гулливер», «Алиса», «Мастер и Маргарита», — сложные организмы, полные доброго юмора, разнообразной изобретательности, иронии. Перечислять их свойства и особенности нет смысла: работы эти общеизвестны.

Во времена перестройки и распада СССР у всех у нас были проблемы с работой. Разваливались издательства, но возникали и новые, частные предприятия, порой весьма сомнительного свойства. Рвачество, обман, пиратство… В «Доме детской книги» на Тверской была организована выставка-продажа. Обедневшие художники продавали свои варианты иллюстраций. Гена тоже выставил много всего. Среди эскизов были и вполне завершённые иллюстрации к «Мастеру и Маргарите». Он оценил их очень дёшево. Выглядел он больным, говорил невнятно — выпали передние зубы. Он собирал деньги на протезы.

Все его рисунки были моментально раскуплены. Через несколько лет, уже после смерти Калиновского, я увидел эти и многие другие рисунки на выставке в редакции журнала «Наше наследие». Двое частных коллекционеров сосредоточили в своих руках солидный объём его работ.

Вот выдержка из моего дневника за декабрь 2008 года.

«Вчера у нас в гостях была Нина Михайловна Демурова. Она еле ходит (что-то с ногами), но дух её молод по-прежнему. Она рассказала забавный эпизод о Калиновском.

Некий литературовед и собиратель иллюстраций к „Алисе в Стране чудес“ долгое время приставал к Гене, желая получить его рисунки. Гена никак не шёл навстречу его пожеланиям. Тогда этот собиратель попытался завлечь его к себе для демонстрации имеющихся у него рисунков Ващенко к „Алисе“. Калиновский долго отнекивался, ибо он, по-видимому, уже тогда плохо себя чувствовал. Наконец собирателю удалось его вытащить к себе.

Разложив перед Геной работы Ващенко, хозяин неумеренно суетился, постоянно и назойливо комментировал каждый лист. Гена терпел некоторое время, но потом сказал: „Пошли бы вы, друг мой, на кухню, я привык общаться с искусством в полном одиночестве“. Хозяину пришлось уйти на кухню и оставить художника в покое».

Камир
Не сотвори себе кумира Ты из товарища Камира.
Агния Барто

Старый советский «Детгиз» в пору, когда я начинал с ним сотрудничать в качестве иллюстратора — в 1950-х годах, — был мощным монополистом, снабжавшим детскими книжками все республики Советского Союза. Тиражи этих книжек выражались в шестизначных цифрах. Издательские планы были вполне грандиозными. Издавалось много хороших книг: русская и зарубежная классика, народные сказки, переводы национальной литературы республик СССР и многое другое.

В этом потоке не забывали и заботиться об идеологии. Видимо, специально для этой цели в «Детгизе» имелась должность человека, следившего, как бы чего не вышло по части идеологии. Эту должность занимал некий редактор по фамилии Камир.

Он следил за всем потоком, читал все тексты и просматривал все иллюстрации. Чаще всего его замечания носили рекомендательный характер, но в некоторых одиозных случаях и строго обязательный.

У меня с ним были немногочисленные случайные контакты. Помню один. Просмотрев мои рисунки к научно-популярной книжке Евгения Пермяка «От костра до котла», он увидел изображённый на обложке старинный очаг с вертелом, на котором жарилась туша оленя, а на потолке висели копчёные окорока. Камир поморщился и стеснительно, робко сказал: «Я бы посоветовал вам убрать эти окорока. Сейчас в стране плохо с мясом. Не стоит дразнить обывателя». Я, конечно, не придал этому совету никакого значения.

Помню другой, более серьёзный случай.

Уже в конце 1960-х годов мне поручили иллюстрировать повесть Льва Рубинштейна «В садах Лицея». С этой работой всё обстояло благополучно. И повествование о лицейской жизни Пушкина и Пущина, и мои рисунки были приняты в издательстве весьма благожелательно. Позднее, уже в 1970-х годах, Рубинштейн написал продолжение этой повести. Естественно, мне дали на иллюстрацию и эту книжку. Я очень ответственно изучил исторический материал о декабристах и полгода работал над иллюстрациями. Книга теперь называлась «Вечно юный Жанно».