Вопрос сводится к одному: какую роль мне избрать в моей погоне за новыми ощущениями — роль охотника или дичи? Роль полицейского или преступника? Сотни других людей, до меня, делались сыщиками-любителями, но никто не пробовал взять на себя роль виновного. Я выбираю ее. Конечно, у меня нет преступления на совести, и мне останутся непонятными душевные муки убийцы, но я смогу насладиться другим удовольствием — сразиться с полицией. Игрок с пустым карманом, я буду подмечать на лице своего партнера все его тревоги и волнения. Ничем не рискуя, я ничего не потеряю, а смогу, наоборот, только выиграть. А если благодетельный случай захочет, чтобы меня арестовали, я буду, как журналист, обязан полиции самой сенсационной статьей, которую когда-либо публиковали! Ее можно будет озаглавить весьма оригинально: „Воспоминания и впечатления убийцы“. Все двери, которые не удавалось открыть ни одному из моих товарищей, распахнутся передо мной. Я познакомлюсь с тюрьмой, с арестантской каретой и наручниками. Я смогу описать, не боясь опровержений, каков тюремный режим, как обращаются с заключенными и к каким средствам прибегает судья, чтобы вырвать признание. Одним словом, если это будет необходимо, я произнесу самый сильный и справедливый обвинительный акт против двух грозных сил, которые зовутся полицией и магистратурой! Одной великой идеи достаточно для целой жизни. Если моя идея не сделает меня знаменитым, то я буду не я! Кош, милый друг, с этой минуты ты для всего мира убийца с улицы Ланн! Пролог окончен. Начинается первый акт. Внимание!»
Онэсим Кош осмотрелся, убедился, что занавески на окнах плотно задернуты, прислушался, не идет ли кто-нибудь, и, наконец, успокоенный, снял пальто, положил его на кресло вместе с тростью и шляпой и принялся размышлять.
Ему предстояло весьма не простое занятие: создать во всех подробностях картину преступления, совершенного Онэсимом Кошем, а для этого первым делом нужно было уничтожить все улики, которые могли навести на след настоящих преступников.
Если забыть про труп, то прежде всего внимание привлекали три стакана на столе. Оставив их, убийцы совершили серьезный промах. Там, где один человек пройдет незамеченным, трое попадутся. Итак, репортер вымыл стаканы, вытер их и, увидев отворенный шкаф с посудой, поставил туда. Затем взял начатую бутылку, потушил свет, чтобы его не увидели с улицы, отдернул занавеску, открыл окно, ставни и бросил ее изо всех сил. Он видел, как она закружилась в воздухе и упала по ту сторону улицы. Звук разбитого стекла нарушил тишину ночи. Кош отскочил и прикусил губу:
— Что, если кто-нибудь услышал?.. Если придут сюда?.. Если найдут меня здесь, в этой комнате?..
Внезапный жгучий страх охватил его при этой мысли, приковал к месту. Его бросило в жар, потом в холод… Он впился глазами в ночь, прислушался… Ничего. Тогда он закрыл ставни, окно, задернул занавеску, на ощупь нашел выключатель и включил свет.
Странное дело! Его пугала только темнота. При свете все его тревоги мгновенно улетучились. Это доказывало, что он ненастоящий преступник, поскольку вид жертвы скорее успокаивал его, чем усиливал страх. В темноте репортер начинал чувствовать себя почти виновным — при ярком же свете картина преступления теряла свой ужас в его глазах. Он подумал, как жестоки и мучительны должны быть страх и угрызения совести и какая ему понадобится недюжинная сила воли, чтобы удачно симулировать их.
«Мне придется, — подумал он, — приложить такие же усилия, чтобы никто не догадался о моей невиновности, какие прилагает виновный, чтобы скрыть преступление».
Прибравшись на столе, Кош направился к умывальнику. Здесь царил страшный беспорядок. Достаточно было взглянуть на расположение полотенец, чтобы догадаться, что они брошены несколькими лицами; преступник, действующий в одиночку, не станет брать столько вещей. Если не рассудок, то инстинкт принуждает его действовать быстро. Тут Кош рассудил, что так как все улики должны быть направлены на него, то необходимо, чтобы даже в преступлении проглядывал аккуратный человек. Такой педант, как он, никогда не скомкал бы полотенца. У людей, с детства привыкших к чистоте, даже в минуты безумия остается потребность в порядке и опрятности. Преступление светского человека не может походить на преступление бродяги. Происхождение проявляется в самых незначительных подробностях. Онэсиму вспомнился один характерный случай: аристократ, переодетый до неузнаваемости и обедающий в простом кабачке вместе с простыми рабочими, выдает себя манерой держать вилку. Казалось бы, обдумал все… кроме необходимой мелочи. Преступник меняет свой почерк, скрывает личность, но опытный глаз тотчас замечает среди искривленных букв, искаженных линий, умышленно измененных нажимов характерную букву, типично поставленную запятую, и этого достаточно, чтобы открыть подлог.