Кунигунда. Вот ещё придумала: грех. Чистой воды выдумка! Только-только освободили страну от господ со всеми ихними придумками про обручения, свадьбы, крещения, когда младенцев заваливают цветами… А еще пышные похороны, на которых в дроги впрягают шестёрку строптивых кляч! Всего и не перечислишь… Снесли, считай, двенадцать тысяч голов, а ты мне толкуешь про грехи! Ты — старуха, не спорю, но уж больно хочется потолковать с тобой про то, что ты упустила в жизни. К примеру: ты понимаешь хоть, что значит «заниматься любовью»?
Вдова. Это значит любить и понимать друг друга, помогать друг другу и проявлять взаимную заботу.
Кунигунда. И сколько же деток у вас получилось при таких понятиях?
Вдова. Ни одного.
Кунигунда. Это уж точно. А за сорок лет, что ты провела замужем, тебе ни разу не пришло в голову попробовать: может, у другого мужчины что получится?
Вдова. Да что вы такое говорите, мадемуазель?! Я начинаю думать, что вы и впрямь распутница, и это ещё мягко сказано. Так что мне лучше вообще перестать вас слушать, особенно в присутствии моего бедного Карло — вот его портрет на стене, прямо над нами. Возьмите яйцо, другого у меня нет, и соизвольте уйти.
Кунигунда. Значит, не хочешь, чтобы я рассказала о том, чего тебе в жизни не досталось?
Вдова. А чего недосчитались вы сами в своей жизни, разве вам это известно? И уж тем более о той восхитительной жизни, которую прожила я, вы и понятия не имеете. Прежде всего о том, с какой нежностью, вниманием и уважением относился ко мне Карло. Сколько было у нас праздников, веселья, театральных представлений, скольких людей я повидала, со сколькими познакомилась — богатые и бедные, знатные и незнатные. Сколько приключений я пережила благодаря моему Карло, как же он был неистощим на выдумки! А ещё — балы и званые обеды во дворцах и весёлые ужины в харчевнях и трактирах по всей Италии. А знаменитый карнавал в Риме, один он многого стоит! А бесчисленные путешествия и возможности, которые там открывались! Так, в Париже, где Карло давал уроки итальянского сестре несчастного Людовика, мы были среди почётных гостей, которым довелось подняться на воздушном шаре. А в театрах тысячи зрителей плакали и смеялись над тем, что написал мой муж — я видела это собственными глазами, и я же была единственным свидетелем его трудов. Золотые дожди нежданно-негаданно проливались над нами — и бесследно испарялись в мгновение ока, как исчезает туман при появлении солнца, и надо было начинать всё вновь с чистого листа… Сорок лет длилась эта вечная молодость!
Кунигунда. И невинность в придачу. Наследство белых лилий Святого Луиджи.
Вдова. Если я вас правильно поняла, мадемуазель Кунигунда, мир в вашем понимании ограничивается физиологическим актом совокупления, не правда ли?
Кунигунда. Что значит «физиологический акт совокупления»?
Вдова. Не вынуждайте меня уточнять. Вы всё превосходно поняли.
Кунигунда (со смехом). А вот и нет.
Вдова. Не принуждайте меня говорить на эту тему.
Кунигунда (с наигранным простодушием). Так что же такое «физиологический акт совокупления»?
Вдова. В двух словах, это тот момент ночью, когда супруги ложатся вместе, когда он соблазняет её, а потом совершает… одним словом, если хочет иметь детей… совершает этот акт.
Кунигунда. Ага, но как это происходит на деле-то?
Вдова. Мадемуазель, даже если вы и не замужем, это должно быть вам известно. Лично я не могла — в силу своих супружеских обязанностей, а также испытывая самые лучшие чувства по отношению к мужу — полностью избавить себя от такого рода объятий; к тому же я не могу отрицать, что была совершенно к ним равнодушна. В наше время супружество было освящено традицией, и это оправдывало в нём всё. Я относилась к супружеству, как к театральному спектаклю, но муж возбуждался, говорил мне всякие ласковые слова, звал по имени — Николетта, Николетта… и мало-помалу начинал тяжело дышать, а потом, как с цепи сорвавшись, набрасывался на меня… и порой, да простит меня Господь, ревел подобно дикому зверю. Буквально как на сцене, хотя ничего подобного в его комедиях не найти. Я же всегда оставалась зрительницей, хоть и на супружеском ложе, искренне желая, чтобы спектакль быстрее подошёл к концу.