— Тут дело посерьезнее, чем десяток пьяных солдат с ржавыми мушкетами. Тут пять тысяч бутылок, сотни ступеней погреба. День тяжелой работы для пятерых опытных рабочих, а для одного солдата с самыми лучшими намерениями она практически невыполнима. Но все равно спасибо.
— Если так, я вам дам десять человек. Это самое меньшее, что они могут сделать после случая на площади Прав Человека. Это из-за них вашего Ксавье сегодня здесь нет, так что мы у вас в долгу. Не возражайте! Раз в жизни позвольте кому-нибудь вам помочь. Даже вам нужна поддержка время от времени. Можно я пошлю Эмиля с письмом в лагерь?
— Слушаюсь! — радостно козырнул паренек.
— А ты найдешь дорогу? — спросила Николь.
— Легко. Я же живу рядом и каждый день хожу мимо.
— Если так, то я с радостью принимаю вашу помощь, Алексей. Но прошу вас: после этого все ваши долги передо мной будут полностью погашены.
Она терпеть не могла быть в долгу, даже у него. И тем не менее про себя поблагодарила Моэта за его коварство. Возможность выполнить заказ и пробыть в давильне целый день с Алексеем — такой непреодолимый соблазн.
Эмиль двинулся в путь, и Алексей помог загнать телеги во двор, а потом она провела его вниз, в погреб. Ей предстояло вместе с ним отобрать вино и нагрузить ящики. Остальное сделают его люди.
— Итак, это ваше царство, — сказал он, когда они дошли до подлежащих погрузке бутылок. — Не слишком ли здесь темно и тесно для женщины, которая так любит свободу?
— Здесь происходит волшебство. Каждой бутылке предстоит своя особая жизнь.
— Особая жизнь у каждой, и свой характер у каждой?
— Именно так! Нет даже двух одинаковых, если вы понимаете, как их пробовать.
— Вы не возражаете?
Алексей показал в пролет погреба, уходящий в темноту.
— Прошу вас, — ответила Николь.
Алексей пошел вдоль рядов, рассматривая полки с бутылками, бутылки в песке, готовые к ремюажу, — красные, белые, игристые. А тем временем Николь обдумывала предстоящую работу, рисуя себе порядок погрузки, из каких партий что брать, что пока еще оставить, содержание сопроводительных записок и инструкций возницам.
Когда она подняла глаза, он стоял рядом, глядя на нее задумчиво, будто пытался что-то такое в ней понять.
— Извините, меня унесло далеко, — улыбнулась Николь. — Столько еще надо сделать…
— Да вы никогда не останавливаетесь, как я погляжу. И работы здесь довольно много. Никогда не видел погреба, содержащегося в таком порядке. Вы просто сердце и душу во все это вкладываете. Знаете, сколько в этом городе о вас разговоров? Вы всем бросили вызов своей одержимостью. Зачем это вы все время мечетесь, волнуетесь из-за каждых заморозков, добываете деньги на жалованье рабочим и боретесь с вредителями, когда могли бы вести беззаботную жизнь? Как ни посмотри, а вы из богатой семьи, полностью обеспеченной, но не берете у нее и одного су, смущаете своих родных и копаетесь в земле не покладая рук. Я восхищен, вдова Клико, но зачем все это?
— Сперва в виноградниках заключался смысл жизни моего мужа — то, что нас с ним сблизило. А теперь — это моя жизнь. И ничто другое, кроме Ментины, для меня ничего не значит. Я все так же скучаю по Франсуа каждый день. Он, подобно лозам, жил природным циклом. Иногда увядал, иногда расцветал. А в самой глубине своего сердца я знаю, что он меня слишком рано оставил.
Она не собиралась так откровенничать, но были в Алексее честность и прямота, которые побуждали ее к тому же. Ей казалось безопасным ненадолго опустить защиту в разговоре с этим относительно чужим человеком.
Он не стал утомлять ее обычными банальностями, но только сочувственно покивал головой. Замигала одна лампа.
— Пожалуй, пора за работу, — сказал Алексей и, сняв мундир, засучил рукава.
На внутренней стороне его предплечья белел грубый шрам.
— Откуда это у вас?
Он сдернул рукав вниз.
— Я заслужил куда больше этой жалкой царапины. Клинок, который ее оставил, убил человека, очень мне дорогого. И жаль, что не меня.
— Кого? — спросила она тихо.
Его глаза затуманились, но он не ответил.
— Есть шрамы, которые навсегда, правда? — спросила она шепотом. — Простите, что я спросила.
— Вам не за что извиняться.
Сверху донесся стук копыт по булыжникам двора, и они поспешили встретить прибывших. Десять рослых солдат спрыгнули с коней и вытянулись по стойке смирно. Николь помрачнела. У нее во дворе стояли те самые типы, что пытались напасть на ее погреба. И вот они стоят, трезвые и подтянутые, прямо перед ней как ни в чем не бывало, а Эмиль приехал на лошади того солдата, что ударил ее тогда головой о стену. Сейчас тот предупредительно помогал Эмилю сойти с коня.