Добежав до конюшни, она снова посмотрела на горизонт. Комета была на месте. То есть это значит, что Луи действительно вернулся. Ее шампанская комета, а Луи жив!
Поспешно оседлав Пино, она умчалась за помощью.
Антуан и Клодина окружили Луи вниманием и заботой. Николь предоставила им все, что было необходимо для ухода за ним. А так как он оставался в постели и никуда не выходил, то скрывать его возвращение не составило труда. Первые несколько дней он почти все время спал, но эти дни прошли, побеги лоз окрепли, и Луи начал рассказывать.
Николь приходила каждый вечер и приносила дрова, так что Антуан и Клодина могли себе позволить топить ради Луи. Сидя у огня и глядя на пламя, она на время забывалась, сбрасывала груз забот, убаюканная рассказами Луи о седых морозах, застывших озерах, трудностях, лишениях, о сладком чае из большого самовара. Невообразимая роскошь золотых залов, темно-зеленые шелка, блеск драгоценностей — когда счастье Луи взлетело высоко в небеса, и мгновенное падение — арест, обвинение в шпионаже — когда испортились отношения России и Франции.
Это был блестящий вечер, рассказывал он. Бальные залы наполнялись светом, люстры переливались тысячами огоньков. Луи разговаривал с прекрасной Таней Курочкиной, внезапно к ним тяжелым шагом подошли два солдата и что-то шепнули женщине на ухо. Она ничего не ответила, просто отвернулась от Луи, так же как и всё его друзья и знакомые на балу.
Эти двое встали по обе стороны от Луи, объявили его французским шпионом и вывели так грубо, что у него по временам ноги от земли отрывались. Их никто не останавливал. Ему не дали даже взять новую волчью шубу — а погода стояла такая, что сосульки повисали на ресницах. Его затолкали в зарешеченную карету, стукнули рукоятью сабли по засову и повезли.
Когда глаза привыкли к постоянной темноте, а вонь человеческих выделений стала жечь ноздри, только тогда его залихорадило. Голая каменная клетка, куда его бросили, кишела тараканами. Окон не было, и он совершенно потерял ощущение дня и ночи.
Луи привык ждать момента, когда откроется кормушка и в нее просунут плоскую миску серой баланды. Он пытался продлить эти моменты человеческого контакта, додумать какие-то несуществующие отношения. Тараканов он превратил в друзей, назвав их именами. Он описал одного, черного и блестящего, всегда занятого, храбро прокладывающего дорожки к капелькам баланды, которые Луи для них экономил. Этот назывался Бабушетта. Неуклюжий рыжий, отстававший от этого, был сам Луи. Упрямый, всегда идущий в другую сторону — Франсуа. И даже Моэт был здесь представлен — самый большой и блестящий, расталкивающий других, чтобы первым добраться до еды.
Луи пытался общаться с охраной, писал стражникам записки застывшей баландой. Спасибо, великолепно. Здравствуйте. Делился наблюдениями: Новая шляпа? Сбрили усы? Влюблены? Она красивая?
Постоянный тюремщик был молодой паренек, совсем мальчишка. Сперва он нервничал, будто Луи мог его укусить. Потом стал держаться свободнее и даже улыбаться. Ради этой улыбки Луи и жил. Она стала лучами солнца, ложащимися на лицо, дождем, едой, восходом и закатом, звездами. Он потерял счет времени. Один Бог знает, сколько это было месяцев или лет.
И когда он полностью утратил ощущение времени, вместе с охранником явилась Тереза Тальен, и Луи оторопел. Она лучилась здоровьем, а у стражника сияли глаза, когда она обращала на него внимание. Открылась кормушка — и там стояла Тереза, щуря стальные глаза и держа свечу, чтобы осветить камеру.
«Вот ты где. Прячешься от меня в этой жалкой дыре».
Она кивнула молодому охраннику — и дверь распахнулась. Мальчик был счастлив покорно выполнять волю Терезы, участвовать в ее планах.
Луи не шевельнулся.
«Мы должны немедленно уходить. — Она протянула руку. — Держи, милый. Мы уйдем отсюда вместе. Давай быстрее».
Луи повернулся попрощаться с тараканами, и Тереза понимающе кивнула:
«Твои друзья? Понятно. Я в таком месте ждала смерти. Пойдем отсюда».
Она отвезла Луи в какую-то гостиницу всего в одном перегоне от Санкт-Петербурга, устроила там, вручила кошелек с монетами и уехала. У нее на каждом пальце сияло кольцо с драгоценным камнем.
«Остаться я не могу, дорогой. В следующий раз лучше смотри, с кем водишься», — сказала она перед отъездом.
Николь закрыла глаза, скрывая облегчение. Блистательная, невероятная Тереза освободила его.
— Ты явно вынес больше, чем рассказываешь, Луи. Ты храбрец.