— Жозетта! — крикнула Николь.
Вбежала горничная.
— Найдите Луи, где бы он ни был! — велела Николь и, накинув шаль на ноющие плечи, поспешила к давильне.
Работники выбегали из погребов, закрывая лица платками, мешками, чем под руку попалось, откашливаясь и отплевываясь. Значит, не читали в городе объявлений, раз они до сих пор с нею.
Примчался Ксавье.
— Рванула вся партия десятого года, загубленное шампанское течет рекой, стекло повсюду! Погибло все! — бухнул он.
— Это те бутылки, которые мы заказывали у поставщика Моэта?
Ксавье кивнул. Николь протолкалась через толпу работников, вылезающих, пошатываясь, из погребов.
— Куда ты? Там смертельно! — крикнул Ксавье.
Она спустилась, насколько посмела. Свечи зажигать тут было бы слишком опасно, и Николь подождала, пока глаза привыкнут к темноте. Ее душили испарения, а бутылки все рвались и рвались, разбрызгивая желтую жидкость, и осколки стекла пронзали воздух.
Она могла только остолбенело смотреть на этот оживший ад. Погибло не меньше десяти тысяч бутылок.
— Вот и снова несчастье. Когда уже она поймет?..
Николь резко раскрыла глаза. Возле нее суетились две женщины.
Синее небо. Гравий. Стебли травы. Она поняла, что лежит возле двери погреба.
— Тише, тише, она приходит в себя.
Она попыталась сесть.
— Не шевелись, Бабушетта.
Слава богу, Луи пришел.
Николь зажмурилась, борясь со жгучей болью.
— Сбегайте кто-нибудь за доктором и дайте что-нибудь, чем кровь остановить! — крикнул он.
Луи положил ее голову к себе на колени, зажал рану, отбросил на землю пропитанную кровью тряпку, и Жозетта протянула ему другую. Когда Николь попыталась что-то сказать, голос прозвучал хриплым карканьем, а пальцы, отнятые от лба, были залиты кровью.
— Ты упала прямо к подножию лестницы. О чем ты только думала? Хотела побыть героиней? В одиночку бросилась спасать бутылки все до единой? Тебя там убить могло, — добавил он ласково. Гнев его схлынул. — Давай теперь занесем тебя в дом.
Ксавье помог ее поднять, и они вдвоем осторожно внесли Николь в дом.
— Положите у окна, — едва сумела прохрипеть она. — Хочу видеть давильню и виноградник.
Николь то впадала в беспамятство, то приходила в себя, теряя счет дням. Часто, когда она просыпалась, в комнате сидел Луи, рядом с ним — бутылка бургундского, а на коленях — «Дон Кихот». Эту книгу она дала ему пять лет назад, и он все никак не мог ее дочитать. Когда Николь открыла глаза, он притворился, что поглощен приключениями идальго.
— Луи, принесешь мне зеркало?
— Зачем?
— Хочу посмотреться. Сколько времени я здесь?
Он присел возле ее кровати.
— Ты заговорила впервые за три дня. Как себя чувствуешь?
— Те бутылки, что взорвались, были от поставщика Моэта, — прошептала она.
Луи помрачнел.
— Ты только это к своим беспокойствам не добавляй. Такое рано или поздно случалось с каждым виноделом Шампани. Моэт — скользкая и жадная сволочь, но даже ему было бы не под силу организовать такой взрыв. Твоя ошибка лишь в том, что сунулась в погреба, когда они еще рвались. Теперь тебе нужно отдыхать.
— Помоги мне встать. Я должна увидеть, насколько пострадали мои погреба.
Николь с мучительным трудом села, и комната завертелась у нее перед глазами. Похоже, что никуда идти не придется.
— Доктор сказал: неделя как минимум, — сказал Луи. — Я тут временно буду распоряжаться, до тех пор, пока тебе не станет лучше. Ментина находится у подруги. За ней там хорошо присматривают, так что волноваться тебе не о чем. Доверься мне.
— Тебе я готова свою жизнь доверить, — ответила Николь, опускаясь на подушку.
— Вот и хорошо. А я с тобой посижу и, если обещаешь оставаться в постели, буду тебе что-нибудь рассказывать.
Улыбаться было больно.
— Я слушаю.
День сменился ночью, солнце взошло на небо, согревая виноградники, придавая сладости ягодам. В небе парили жаворонки, между лозами горели и увядали маки, а через открытое окно аккомпанементом к рассказам Луи долетала птичья песнь. А рассказывал он о Франсуа — каким тот был до того, как Николь его узнала. Мельчайшие случаи порождали длинные байки — о норвежском хозяине гостиницы, у которого на носу была бородавка в форме Франции, о мышке, которая танцевала под скрипку Франсуа в особняке одного покупателя в Шлезвиг-Гольштейне…