— Ты не видела отца?
— Да он даже не смеет близко подходить к нашему дому. Чувствуется, что старик запуган.
Амелия, многозначительно поглядев в сторону Жана, протянула:
— Понятное дело!
Проглотив слюну, героически вмешался Дезире:
— Конечно, коли приходится жить под одной крышей с людьми, только что вышедшими из тюрьмы.
Тати прервала его с явным удовольствием:
— Тем более что ему самому там самое место! Вы помните бедняжку Жюльетту? Девчонку четырнадцати лет, оставшуюся без отца и матери. Ей бы еще в куклы играть! Она боялась рассказывать…
— В конце концов, не тебе судить о поступках нашего отца. Ты же прекрасно знаешь, что после несчастного случая он так изменился.
— Можно подумать, что до падения с воза он был лучше!
— Замолчи, Тати! Я запрещаю посторонней…
— Что ты мне запрещаешь? Говорить правду? Говорить, что ваш отец старый развратник и что не далее как на прошлой неделе он расстегнул штаны перед девчонкой, возвращавшейся из школы? Кстати, Франсуаза ее знает! Она может у нее спросить, правда ли это. Это дочка Котеля из Мулен-Неф.
— Тем не менее, — провизжала Амелия, — этот дом принадлежит ему! Хотя ты здесь у него живешь и приводишь в дом людей, которые вообще не имеют права кому-либо смотреть честно в глаза. Поищи отца, Франсуаза. А ты, Эктор, посиди на пороге, только не ходи к каналу, а то получишь у меня. Ты понял? Иди поиграй.
— Я не хочу играть. Хочу пить.
— Выпей воды.
— Я не хочу воды.
— Дезире, ты можешь увести ребенка?
Раздался шлепок. Неповортливая и тяжелая, Франсуаза вышла, пылая от гнева и страха.
— Ну что ж, посмотрим, не применить ли нам более сильные средства! — заявила Амелия, которая явно была мозговым центром семьи. — Скажу сразу, что я ходила к юристу.
— Чтобы посадить Кудера в тюрьму?
— Кончай свои шуточки. Ты же понимаешь, что находишься в невыгодном положении. Мы-то уж тебя знаем! Мы-то знаем, что ты всегда храбришься, что с тех пор, как появилась в этом доме, ты все хотела устроить здесь по-своему. Мой бедный брат — храни Господь его душу! — об этом тоже знал.
— Жан, налей мне еще стаканчик. Почему ты не сядешь? Я же предупреждала тебя, что это странная семейка, а!
— Тебе не стыдно?
— За что?
— Держишь у себя убийцу. Правда, твой сын немногим лучше. Если бы это видела наша мама! Бедная мамочка! Уж она-то, которая…
Влажными глазами она посмотрела на расплывчатый портрет.
— Хорошо, что ее уже нет, а то теперь натерпелась бы горя и стыда.
На дороге послышался голос Франсуазы. Она, видимо, разговаривала сама с собой, чтобы успокоиться, поскольку старик, шедший за ней следом с опущенной головой, словно она вела его на поводке, все равно ничего не слышал.
— Входите, бедный папочка.
Ослепленный солнцем, он прищурился, пытаясь различить лица в полумраке кухни.
— Садитесь. Бумага у тебя, Дезире? Что до тебя, Тати, то посмотрим, что папа думает о всех твоих происках. Где он был, Франсуаза? Небось на солнце? Ему в таком возрасте приходится делать самую тяжелую работу. К нему здесь относятся как к старой кляче, уже не представляющей никакой ценности, ожидая, что он подохнет от работы. Дай-ка мне бумагу, Дезире.
Ввиду невозможности говорить со стариком, ему писали записки. Дезире, как самый аккуратный, начертал ему большими печатными буквами:
«Семья решила, чтобы вы вернулись жить к ней. Вы уже не можете продолжать работать как вол. За вами будут ухаживать, и вы не будете жить вместе с убийцами».
Старик тупо посмотрел на записку, не понимая, чего от него хотят. Он был обеспокоен, но, странное дело, уцепился взглядом именно за Тати.
— Эх вы, вы даже не знаете, что старый идиот не способен читать без очков! В хорошеньком вы бы оказались положении, если бы я их ему не дала. Но я хочу, чтобы он прочитал вашу записку. Бедный старик! Да без меня он и ширинку не смог бы застегнуть.
Она достала из ящика очки в железной оправе и нацепила их на нос Кудеру. Старик колебался, читать ли ему записку, будто чувствовал ловушку.
Несколько раз он принимался читать ее. Но может быть, стекла очков были недостаточно сильными?
— Эй ты, старый развратник! Ты тоже имеешь право на свой стаканчик.
Со стороны казалось, что она бравирует перед гостями.
— Неужели вы думаете, что я не понимаю вашей игры? Вам же не старик нужен! Он бы вас здорово обременил! Вам хватило бы недели, чтобы упрятать его в какой-нибудь приют. Да, да! Не надувай губы, Амелия. Я же тебя знаю. Я же не виновата, что ты вышла замуж за человека, который зарабатывает семьсот франков в месяц и вынужден каждый год менять работу, ибо продолжает считать, что знает больше хозяина. Ну, а ты, моя бедная Франсуаза, ты настолько глупа, что вместо того, чтобы разговаривать с тобой, хочется дать тебе в рот охапку сена. Ну вот! Что он там говорит, ваш папочка? Посмотрите на него! Может, попробуете увести его?