— Она тебя интересует?
— Кто?
— Фелиция, ты же знаешь.
— Я же вам уже говорил, что нет!
С какой же яростью она каждый раз заговаривала о Фелиции! Не эта ли ярость, в конце концов, мешала ему думать о чем-либо другом?
Он спустился во двор и столь же яростно наколол дров. Ему безумно хотелось попасть себе топором по руке, чтобы посмотреть, что было бы дальше. Вызвали бы врача и, наверное, отвезли бы в больницу.
Но кто пришел бы на помощь? Ведь Тати-то лежит.
Он отправился перегнать коров. Внезапно Фелиция оказалась рядом с ним, и он почувствовал, что она хочет ему что-то сказать, но Тати не выпускала их из вида.
Он почти надеялся, что сегодня она не придет, и одновременно хотел, чтобы пришла. Он мучил себя словно для забавы.
— Жан!
— Да. Я здесь.
— Нужно сходить к Клеманс за корзинами и деньгами.
Он пошел. Он делал все, что от него хотели. Накосил травы для кроликов, вычистил голубиные клетки и разбросал навоз на клубничные грядки.
Тати вполне могла позвать его как раз в восемь часов. Пойдет ли он? Она не звала, и он был почти разочарован.
Было уже пять минут девятого, когда он вышел в сад, где нашел Фелицию спокойно сидящей на оглобле телеги.
— Ее так и тянет к мужчинам, — сказала как-то Тати.
Ему хотелось поговорить с ней, сесть рядом, обнять за талию. А еще лучше пройтись с ней под руку вдоль канала, слушая кваканье лягушек и вдыхая вечерний покой.
У него непроизвольно вырвалось:
— Ты пришла!
Едва он успел дотронуться до нее, как она бросилась ему на шею и прилипла губами к его губам.
Он растерялся. Она была податливой, будто потеряла сознание. Она ждала. Они были на том же самом месте, что и накануне. Он подумал, что ее отец, наверное, следил за ней, и что могла спуститься Тати.
Она закрыла глаза. Он чувствовал на губах вкус ее слюны и вдыхал аромат ее рыжеватых волос.
Наконец, смирившись с неизбежным, он опустился на нее. Она издала короткий, почти детский вздох и сразу напряглась. Схватив его за руку, она словно хотела ногтями процарапать его кожу.
— Ты делаешь мне больно! — глухо простонала Фелиция.
Вчера у него все получилось с удивительной легкостью! А сегодня он почему-то был неловким. Его раздражали кролики, копошившиеся вблизи их голов, раздражали хрустевшая под ними солома, голоса, доносившиеся с баржи, пришвартовавшейся у шлюза, где семейство речников сошло на берег размять ноги.
— Тетя ничего не говорила? — спросила Фелиция после паузы.
— Нет.
— Она, наверное, что-то подозревает. Судя по тому, как она целый день следит за мной из окна.
Она поднялась удовлетворенная, но, видимо, не совсем.
— Ты собираешься оставаться у нее?
— Не знаю.
— Мне пора домой. А то отец может…
Она на секунду вернулась и быстро поцеловала его. Он услышал скрип петель калитки, поднял голову и с удивлением увидел усыпанное звездами небо.
Безмерно уставший, он присел на оглоблю телеги и услышал голос Тати, которая от беспокойства встала с постели и, с трудом передвигая толстые ноги, беспрерывно звала:
— Жан! Где ты?
Со свечой в руке она вышла на лестницу. Он с удивлением заметил тонкую полоску света под дверью кухни, но дальше его мысль не сработала. Он был где-то очень далеко, в каком-то почти звездном мире. Его несли какие-то невидимые потоки, мерно покачивая в разные стороны. Словно обломки потерпевшего крушение судна, качающиеся на волнах. Его то несло вперед, то отбрасывало назад. На секунду волна приблизила его к Фелиции. Он ухватился было, уцепился было за нее. И тут почувствовал обратные потоки.
— Что ты делаешь, Жан?
Тати с облегчением вздохнула, увидев его в одиночестве.
— Я уж подумала, не уехал ли ты. Понимаешь, эта мысль… Но мне кажется, было бы еще страшнее, если бы Рене…
Она не закончила фразу, словно боясь прогневить Бога.
— Входи в дом.
— Сейчас.
— Помоги мне. Я, по-моему, переоценила свои силы.
От нее исходил запах постели, нездорового тела и лекарств.
Как было прекрасно, когда в тот солнечный день он вышел из автобуса! Когда он вошел в этот дом и она возложила на него множество мелких хлопот, которые занимали его с утра до вечера!
— Как глупо. Я думала, что ты не один. Не знаю, что я тогда сделала бы…
Теперь волна привела его в кухню, на лестницу, где ему пришлось поддерживать Тати, и далее в ее комнату, где он закрыл ставни.
Наконец он добрался до своего чердака, зная, что не уснет, что будет мучиться кошмарами, в то время как Фелиция, удовлетворенная и спокойная…