На обратном пути Жан встретил старого Кудера, который тоже принарядился и в черном костюме и широком белом галстуке, казалось, направлялся на свадьбу или похороны. Неторопливыми слабыми шагами он шел вдоль канала. Он притворился или не заметил нового жильца в своем доме.
— Однако ты там не задержался. Это хорошо! Садись! Возьми стул.
Он принес из кухни стул с плетеным соломенным сиденьем и уселся на него верхом. Потом молча выпустил голубую струйку табачного дыма, глядя на мальчишку, ловившего рыбу удочкой из длинного срезанного в лесу хлыста.
Тати вязала. Позвякивали спицы, и иногда она шевелила губами, считая петли. Когда она поднимала голову, он чувствовал, что она смотрит на него.
Наконец после долгого молчания она решилась заговорить:
— Ты не тот мужчина, который способен меня испугать.
А затем, словно начиная заводиться, продолжила:
— Все вы одинаковы! Вам бы только повыпендриваться! С виду вы словно готовы все разнести в пух и прах, а на самом деле…
Он не ответил. Может быть, он стал более сдержанным? Прошла туча. Он больше не видел мальчишку, ловившего рыбу.
— Жандармы сказали мне: «Тем хуже для вас! Мы вас предупредили».
Она замолчала и вывязала еще один ряд.
— А я им ответила: «Не такая уж я дура! Меня-то он не проведет».
— Они вам сообщили мое имя?
— Пассера-Монуайер. Оно легко запоминается, поскольку его можно прочесть на всех бутылках. Странно, что у вас та же фамилия, что и у владельца винных подвалов в Монлюсоне.
— Ничего странного.
— Что вы хотите сказать?
— Ничего странного, потому что это мой отец.
Он сказал это с беспечностью, словно забавляясь, и таким же тоном она возразила:
— Да ладно!
— Что ладно?
— Нет, мой мальчик. Я знаю месье Пассера-Монуайера. Я его очень хорошо знаю, моя сестра много лет была у него в услужении… Это слишком благородный человек, чтобы позволить своему сыну сесть в тюрьму. Кроме того, он достаточно богат, чтобы его сын нуждался в…
Она смолкла, посмотрела ему в глаза и спросила:
— Наверное, вам неприятно, что я об этом говорю?
— Да нет же.
— Ну, ладно! Я не об этом. Жандармы мне все рассказали. Они меня предупредили, что я вас беру на свой страх и риск. Ну а я, в свою очередь, хочу предупредить вас. Вы понимаете, мой мальчик? Я вас не боюсь, никого не боюсь. Сегодня воскресенье, и можно немного отдохнуть.
Она обратила внимание, что перестала обращаться к нему на «ты», наверное, потому, что речь шла о семействе Пассера-Монуайер.
— Ты должен беспрекословно подчиняться! И всё. Тебе нужно по утрам вставать чуть раньше, потому что скотина хочет есть. Она не будет ждать, пока солнце взойдет высоко. Принеси мои очки. Они на камине справа.
Часам к трем гуляющих вдоль канала стало значительно больше. Много было деревенских, чинно прогуливавшихся семьями. Впереди бегали дети, поддевая ногами камешки на дороге. Многие были на велосипедах, попадались и туристы с рюкзаками на спине. Трава стала более темной, а вода в канале почернела. И только молодая листва каштанов казалась свежей, светясь крупными золотыми солнечными пятнами.
— Когда тебя выпустили?
— Пять дней назад.
— Рене в свое время тоже получил полгода, и я каждую неделю ездила к нему на свидания. Бедный мальчишка! И за что? За несколько зажигалок, которые они не сумели продать прежде, чем их взяли, за несколько марок да несколько трубок.
— Они ограбили табачный киоск?
— У них была компания… человек пять или шесть… Они выпили. Дело было в Сент-Амане. Киоск не был закрыт ставнями, и даже ночью была видна вся витрина. Они разбили стекло. Когда он вернулся, я ни о чем не догадалась. Заметила только, что его тошнило. Утром он, как обычно, поехал на работу. Он учился на столяра в Сент-Амане. Полиция и жандармерия искали две недели, и если бы не этот идиот Шаго… Парень оказался слабаком… хотя и хулиган, каких мало. Он ночью понес всякую чушь. Его отец служит в какой-то скобяной лавке. Есть же люди, которые считают себя честнее других. Так вот, этот идиот — я имею в виду папашу Шаго — пошел в полицию со слезами на глазах, с трясущимися руками. «Мой долг гражданина и отца…» — заявил он им. И всё! Моего парня взяли. Его даже не пришлось долго допрашивать, потому что нашли у него в кармане украденную зажигалку. «Это Кудер нас подговорил…» Неправда, у моего сына и мыслей таких не могло быть. Теперь он там, в Африке. Я каждую неделю посылаю ему деньги. А он пишет мне длинные письма. Как-нибудь я вам почитаю.