– Странно, Ганс. Он разве не доверяет тебе? Русскому доверяет, а тебе нет?
– Да зачем мне его тайны, Эльза. Я никогда не был слишком любопытен. Должно быть, именно это качество барон ценит во мне больше всего. Да и весьма опасно приближаться к такой тайне.
– Почему?
– Барон говорил со мной однажды, что Лимоненко после операции ликвидируют.
– Ликвидируют?
– Может поэтому барон и не подпускает меня слишком близко.
– Ты говоришь страшные вещи, Ганс. Ликвидировать человека из-за каких-то бумаг.
– Это не какие-то бумаги, Эльза. Ты бы видела, как светились глаза Рунсдорфа, когда Лимоненко принес ему папку. Как он вынимал листы и как гладил пальцем герб на бумаге! Нет! Это не просто бумаги. Это какая-то важная тайна.
– Но чего она касается? Неужели ты не знаешь, Ганс?
– В тебе говорит женское любопытство?
– Наверное. Но тайна всегда притягивает. Ты не находишь?
– Пожалуй ты права, Эльза. Мне и самому хочется узнать больше.
– Так давай узнаем.
– Ты о чем? – не понял девушку Рикслер…
***
Харьков.
Квартира барона фон Рунсдорфа.
Октябрь, 1942 год.
Барон перебирал листы пожелтевшей от времени бумаги. Рядом с ним сидел Лимоненко и рассматривал печати при помощи лупы.
– Что вы скажете об этом, Владислав Антонович?
– Это без всякого сомнения то, что мы искали, господин барон.
– То, что я успел прочитать, имеет ценность для историка занимающегося историй техники. Но сейчас в Берлине это никому не нужно.
–Но это только начало, господин барон. Вы сами посмотрите. Вот его отчет о проведенных опытах.
«…мною были с помощью электронных волн, шедших сквозь стены зала, в котором стояли приборы, выполнены следующие опыты: 1) зажжены огни модели маяка; 2) вызван выстрел из небольшой пушки; 3) взорвана мина в искусственном бассейне, устроенном в зале, причем затонула маленькая яхта; 4) приведена в движение модель железнодорожного семафора».
– Это слова о значении его разработок. Но где схемы и чертежи?
– На изучение бумаг нужно время, герр барон.
– Как мне лично кажется, отсюда вытащили самые главные части, Владислав Антонович. Очевидно, что инженеру Бекаури удалось взять самое ценное в 1920 году.
– Нам нужно просмотреть все.
– Но чертежей здесь нет.
– А вот это?
– Это схема, и довольно краткая. Я не физик, но это не полноценная разработка.
– Вы считаете, что ценности архив не имеет?
– Пока выводы делать рано, Владислав Антонович. Но вот взгляните сами. Первая страница имеется, а второй нет.
– Но это всего лишь рецензия на работу профессора Пильчикова.
– Но в рецензии нет указания фамилии профессора. Об этом сообщалось на второй странице. Но её здесь нет. В документах некто копался и отсюда могли забрать самое ценное. Мне нужен специалист.
– В Берлине наверняка найдется много специалистов, герр барон.
– Но мне нужен специалист здесь, герр Лимоненко. Я должен знать, что отправляю в Берлин и сообщить это в отчете.
– В Харькове есть один человек, который может с этим разобраться.
– Кто он?
– Это бывший студент технологического факультета харьковского университета.
– Студент?
– Я знал его, когда он был студентом. Но теперь он здесь и работает в городской управе. Искать его не придется.
– Кто это такой?
– Леонид Андреевич Буров.
– Вы сможете привести его сюда сами, Владислав Антонович?
– Смогу.
– Но сделать это нужно быстро! Времени слишком мало. А привлекать кого-то еще я не хочу, чем меньше людей знает, тем лучше.
– Завтра он будет здесь, господин барон.
***
Харьков.
Квартира Бурова.
Октябрь, 1942 год.
Леонид Буров проживал в Харькове по своему старому адресу. Эту комнату ему дали, когда он вернулся в город после процесса «Право-троцкистского блока». Но при немцах, в распоряжение Бурова, работника городской управы, выделили всю квартиру.
Буров искренне удивился приходу Лимоненко.
– Владислав Антонович?
– Это я, господин Буров. Мне стоило труда попасть к вам. Меня не хотели пускать.
– Дом охраняется полицией, Владислав Антонович. Сами знаете какая обстановка в городе. Прошу вас пройти.
Лимоненко вошел. Буров запер двери.
– Прошу вас в гостиную, Владислав Антонович.
Буров поставил пластинку и покрутил ручку граммофона. Заиграла музыка.
– Да вы садитесь, господин Лимоненко. Может быть чаю?
– Нет спасибо, Леонид Андреевич. Чаю не нужно. Я не хочу долго занимать ваше время.