- Насколько я понял, вы самый отчаянный игрок, но я бы не стал вам советовать ставить большие деньги на этот шанс! - язвительно ответил Карлион.
Фрэнсис Чевиот улыбнулся, но промолчал. Карлион нагнулся, положил в огонь полено и замер, наблюдая, как его лижут языки пламени.
- Ну и что дальше?
Фрэнсис печально вздохнул и ответил:
- Я полностью в ваших руках, мой дорогой Карлион.
Его светлость хмуро посмотрел на гостя.
- Вы, естественно, надеетесь, что я отдам вам эту памятную записку?
- Вы поступите очень мудро, если отдадите мне ее. - Заметив иронический блеск в холодных серых глазах Эдуарда Карлиона, Чевиот протестующе поднял руку. - О, прошу вас, только поймите меня правильно! У меня и в мыслях не было хоть как-то вам угрожать. Нет, нет, я собирался только сообщить, что смогу более незаметно, чем вы, вернуть документ на место. Но если кто-то другой сможет тихо и незаметно сделать это, я буду страшно рад избавиться от нее.
- Если откровенно, то я тоже был бы рад избавиться от нее, - признался Эдуард Карлион.
- Мой дорогой Эдуард, я ни на секунду не сомневался в этом! Как приятно отбросить в сторону наши осторожность и сдержанность! Скажите мне, мы можем поручить эту задачу вашему брату Джону или он уже уехал?
- Джон здесь. Мне не известно, что он ответит на ваше предложение, но я ничего не предприму в этом деле без его согласия. Вы не будете возражать, если я пошлю за ним?
- Конечно же, пошлите за ним! - искренне ответил Фрэнсис Чевиот.
Карлион подошел к шнуру с колокольчиком и позвонил.
- Вы ужинали? - поинтересовался его светлость.
- Спасибо, только вряд ли это можно назвать ужином. Если вы собираетесь пригласить меня переночевать в Холле, чему я буду рад, поскольку поставил себе правило никогда не путешествовать безлунной ночью, этот неприятный день можно будет приятно закончить в спальне, куда принесут поднос с супом и, может, стакан бургундского (поскольку мне необходимо сохранять силы). Уверен, нет необходимости просить вас приказывать экономке согреть мне постель. Полагаю, в этом вопросе на нее можно полностью положиться. Конечно, со мной Кроули.
Эдуард Карлион с серьезным видом поклонился и, когда в комнату вошел дворецкий, повторил просьбу гостя.
- И попросите мистера Джона заглянуть к нам в библиотеку, - добавил его светлость.
Джона не пришлось долго ждать. Он вошел в библиотеку тяжелой походкой, коротко кивнул Чевиоту и посмотрел из-под бровей на брата.
- Ну, Карлион? Ты хотел поговорить со мной?
- Да, мне нужен твой совет, - ответил лорд Карлион. - Я удовлетворен тем, что мы с Чевиотом желаем вернуть памятную записку, не вовлекая наши семьи в скандал. Если я не хочу передать документ ему, он предложил вручить его тебе, чтобы ты вернул его на место.
- Ты хочешь сказать, что я должен вернуть записку на место? - уточнил Джон. - Нет, нет, я не могу пойти на это! Это было бы большой ошибкой с моей стороны, даже если бы я знал, как ее вернуть, а я рад сообщить, что не знаю, как это сделать!
- Какой же из вас получился прекрасный чиновник, Джон! - пробормотал Фрэнсис.
Эдуард Карлион слегка улыбнулся, достал из кармана памятную записку и передал Фрэнсису Чевиоту.
- Тогда берите ее вы.
- Нед!
- Джон, чего ты от меня хочешь? Я не могу передать ее Бэтхэрсту и при этом скрыть участие в краже Бедлингтона. А если ты хочешь грандиозного скандала, то могу тебе со всей уверенностью заявить - я не хочу этого.
Джон Карлион замолчал, его лицо нахмурилось. Фрэнсис положил тоненькую пачку сложенных вдвое листков в карман.
- Я не буду вас благодарить, - сказал мистер Чевиот. - Едва ли кто-нибудь станет благодарить человека за то, что он дал ему горячий уголь. Думаю, мне придется совершить поездку в Челтензхэм Спа после того, как я, наконец, покончу с этим делом. Я всегда считал, что воздух этого местечка оказывает на меня очень благотворное воздействие.
- Если это когда-нибудь выплывет наружу!.. - воскликнул Джон.
Фрэнсис вновь вздрогнул.
- Джон, моим нервам и так уже пришлось вытерпеть слишком много. Умоляю, не рисуйте нам страшные картины. Боюсь, я и так этой ночью не сомкну глаз.
- Я вовсе не хочу вас оскорбить, Чевиот, - откровенно заявил Джон Карлион, - только очень хочется надеяться, что Нед поступил правильно, доверившись вам.
- Вы правы, я тоже надеюсь на это, - серьезно согласился Фрэнсис Чевиот. - Например, если завтра по пути в Лондон меня ограбят разбойники, будет очень и очень плохо!
- Очень ловко с вашей стороны ответить шуткой, но осмелюсь заметить, что я не знаю, как вам удастся тайком вернуть записку на место и при этом не попасться.
- Мне кажется, вы будете чувствовать себя лучше, если я вам этого не расскажу, дорогой Джон. Если хотите знать, вернуть ее на место не так уж и трудно. Нужно только решить, кто в конногвардейском полку мне больше всех не нравится. Должен признаться, это самая трудная часть всего дела, но я не отчаиваюсь и надеюсь найти именно того человека, который окажется самым лучшим кандидатом получить выговор.
По лицу Джона Карлиона пробежал ужас.
- Я бы предпочел не знать о ваших планах! - торопливо заметил он.
- Ну я же говорил, просто великолепный чиновник! - улыбнулся Фрэнсис Чевиот, вставая. - А сейчас, мой дорогой Карлион, надеюсь, вы позволите мне удалиться? У меня выдался крайне утомительный день. Знаете, мой доктор очень отрицательно относится к поездкам по сельской местности... Интересно, правильно ли я поступлю, если предпочту Челтенхэм Бату? О Боже, человеку никогда не избавиться от проблем, вы не находите?
Глава 20
Эдуард Карлион отвел своего гостя наверх в уютную спальню, в которой уже нагрели кровать, и передал в руки Кроули. После этого он вернулся в гостиную и услышал, как Ники громко выражает свое крайнее неудовольствие по поводу исхода всего дела. Трудно было найти, настаивал юноша, более скучное и неинтересное решение. В отношении же присутствия в Холле Фрэнсиса Чевиота он заявлял: единственное, что может хоть как-то успокоить его, - позволить Баунсеру укусить кузена Фрэнсиса. Баунсера к этому времени выпустили из заточения в конюшне, и пес мирно лежал перед огнем. Он радостно, хотя и с легкой настороженностью постучал по полу хвостом, и тяжело вздохнул, как собака, у которой выдался удачный, но утомительный день.