В «Георге V» им тоже не решились напомнить об оплате счета. За завтраком, который им подали в номер, она краешком глаза наблюдала за Лон, но та ни к чему не прикоснулась, а сидела устремив куда-то в сторону пустой, отрешенный взгляд, словно обрушившаяся на нее трагедия освободила ее от страданий и слез.
Почти автоматически Пегги занялась текущими делами. Прежде всего она позаботилась о том, чтобы у Квика была приличная могила, подняв ради этого на ноги массу знакомых. Ее торжественно заверили, что все будет сделано подобающим образом. Она всегда знала, что нужно сказать в том или ином случае, как уладить те или иные формальности, не забыла она и еще об одной, очень важной, по ее мнению, детали. Воспользовавшись тем, что Лон пошла в ванную, она позвонила некоему хорошо известному ей человеку и дала задание самым тщательным образом расследовать все обстоятельства гибели Квика.
В ее кругу, где жизнь любого человека была покрыта тайной, «естественная» смерть всегда вызывала противоречивые чувства: она казалась слишком банальной, чтобы принять ее без всяких оговорок. Был ли хоть один шанс из десяти, — а мысленно Пегги рассчитывала на все восемь, — что ее подозрения подтвердятся? Если был, то она не хотела его упустить. Осведомленный мужчина стоит двоих, но женщина в ее положении стоит сотен мужчин!
— Чарлен?
Дочь не пошевельнулась. Пегги легонько коснулась ее руки.
— Лон…
Девушка вздрогнула. Впервые мать назвала ее так, а не полным именем. Она сказала: «Лон»! И тогда с губ Лон сорвалось слово «мама». Благодаря этим двум словам между матерью и дочерью внезапно возникла связь, едва уловимая, тонкая и, как ни странно, прочная.
Повернувшись к Лон, Пегги увидела, что по ее щекам текут слезы — слезы удивления и нежности. Она отвела взгляд и робко, неловко прикоснулась к руке дочери. Лон схватила мать за руки, стиснула их, поворачивая к ней заплаканное лицо, и замерла, пораженная невиданным зрелищем: огромная слеза медленно скатывалась по скуле Пегги.
Лон никогда не видела мать плачущей и не подозревала, что в чрезвычайных обстоятельствах правый глаз Пегги действует безотказно. И девушка сломалась, бросилась в объятия матери.
В неудержимом потоке слез и сбивчивых фраз она сказала то, чего раньше никогда бы не осмелилась произнести вслух:
— Мама! Прости! Я не знала… Рони Бейли, мне стыдно… ты мне веришь, мама? Я хотела причинить тебе зло… Я думала, что ты меня не любишь. Я так думала! У меня не было никого, кроме Квика. А ты, мама! Ты теперь у меня есть. Навсегда! Я не понимала… Ты красивая, мама. Останься! Останься!
Пегги прижала ее к себе так, как делали это няньки, когда Лон была маленькой, гладила ей волосы и руки. И тогда из груди Лон вырвался отчаянный, протестующий крик.
— Мама! Квик… он же ничего никому не сделал! Почему они убили его?
Пегги, чувствуя, как к горлу подкатывает комок, осторожно отодвинула дочь, стараясь делать это как можно нежнее.
— Подожди. Я сейчас вернусь.
Она едва успела добежать до туалета, с трудом сдерживая тошноту. Ее вырвало, и она вынуждена была задержаться там, чтобы привести себя в порядок. Механически, привычными движениями накладывая косметику, Пегги, как заклинание, повторяла про себя: «Только бы не думать, ни о чем не думать…»
И это ей удалось настолько хорошо, что Пегги начисто забыла о проглоченном неделю назад бриллианте в сорок каратов. Ей даже в голову не пришло, что в этом проклятом самолете ее тело, на секунду вышедшее из-под контроля, уже выбросило драгоценный камень прямо в унитаз.
Пятьсот тысяч долларов поглотили экскременты каких-то неизвестных засранцев, летевших вместе с ней в Нью-Йорк.
В голове у Пегги все путалось. Но когда она открывала дверь ванной, ее вдруг обожгла мысль: ее бриллиант?!
Сердце, казалось, взорвалось от потрясшего ее мощного взрыва. Господи! Неужели камень остался там, в туалете «боинга»? И все из-за того, что она позволила себе на какой-то миг растрогаться и забыла проверить. Действовать, надо действовать! И немедленно. Если есть хоть малейший шанс…
Пегги кинулась к телефону, торопливо набрала номер, назвалась. Да, она приедет сию минуту. Ведь речь идет о жизни или смерти. Проклятие! Почему так медленно ползет лифт? Через четверть часа она уже входила в кабинет своего врача. Тщательное обследование не оставило — увы! — и тени надежды.
— Вы уверены? — повторила она дрожащим голосом. — Абсолютно уверены?
— Да вы сами взгляните на снимки. Видите, там ничегошеньки нет. Ваши внутренние органы так же чисты и прекрасны, как и черты вашего лица, — галантно добавил врач.