Впрочем, ничего не поделаешь. Главное — не доводить дело до прокуратуры. Да он и не собирался портить себе настроение из-за таких мелочей.
У Калленберга в его шестьдесят три был ясный взгляд, хищная улыбка, розовый язык, обильный жидкий стул и сон младенца. А сегодня место в его постели займет Пегги. Через каких-то пару часов… До дня свадьбы эта женщина неизменно отвергала все его авансы. Но скоро она заплатит за это! Он отыграется за все: за унизительные отказы и за безумные подарки, которыми приходилось ее осыпать. Но покоя не давала затаившаяся в глубине души старая тревога: как она будет реагировать на его крошечный фаллос?
Да нет, Пегги должна была быть в курсе. Пенис Калленберга был столь же известен в определенных кругах, как нос Клеопатры. Поговаривали, что у Грека был член как у коня. Но даже кони умирают, и останки Грека давно уже стали добычей рыб. Другое дело — уметь пользоваться этой штукой.
Калленберг поправлял бутоньерку в петлице, когда раздался робкий стук.
— Да?
В приотворенную дверь просунулась голова Джонатана.
— Можно?
— Я велел тебе убираться.
Но Джонатан все же вошел и с мрачной миной промямлил:
— Патрон… Мне страшно неприятно…
— Как! Ты еще не выставил эту шлюху?
— Выставил.
— И что еще?
— Это ужасно, патрон. Но пришла еще одна.
Ночь благоухала. Легкие порывы теплого ветра доносили солоноватый запах моря и поднимающийся от земли стойкий аромат эвкалиптов и роз.
Хотя «Вагран» был прикован к причалу, набегавшие волны создавали иллюзию, что вместе с отливом судно движется, скользя по черной глади, сверкающей тысячами светлячков, которые, едва вспыхнув, тут же гасли. Через открытое окно каюты до Пегги доносились звуки бала, который должен был длиться всю ночь. Калленберг хотел сделать ей сюрприз, поэтому только в полночь она смогла увидеть апартаменты, предназначенные для новобрачных. Половину комнаты со стенами, обшитыми деревом, занимала кровать, если можно было так назвать низкое овальное ложе четырехметровой длины, обтянутое черной кожей, с огромной впадиной посредине.
Пегги разогналась и, соединив ноги вместе, прыгнула на него, подскочив как на батуте. Герману, наверное, пришлось ломать пол, чтобы разместить подобную громадину. Еще раз подскочив, она приземлилась на ковре, уже в который раз открыла шкаф и достала оттуда кожаный чемоданчик. Щелкнул замок, и комната осветилась блеском беспорядочно брошенных в него драгоценностей. Калленберг поморщился, когда она потребовала, чтобы ее свадебные подарки были перенесены из шатра в ее спальню. Она не произнесла ни слова. Но одного ее быстрого взгляда, сменившегося в ту же секунду детской, обескураживающей улыбкой, было достаточно, чтобы он подчинился. Эскортируемый шестью вооруженными людьми, чемоданчик сию же минуту был доставлен на корабль. Она задумчиво закрыла крышку и поставила чемодан опять в шкаф. Весь предыдущий час Пегги посвятила кое-каким мероприятиям, а что из этого получится, она вот уже совсем скоро узнает. Нужно дать еще несколько поручений — благо телефон под рукой. Теперь, к лучшему это или к худшему, но ставки сделаны. Калленберг может приходить. Она готова его принять.
Чернокожий массажист вышел из каюты. Калленберг готовился к брачной ночи как атлет к Олимпийским играм: быть первым, именно первым, особенно в постели, чтобы навсегда стереть из памяти Пегги воспоминания о других мужчинах с Греком во главе списка. На это в его распоряжении было всего два часа. Не больше. После чего придется рассчитывать только на собственные ресурсы. Он вынул из серебряной коробочки две белые горошины, положил их на язык и, поморщившись, проглотил. Все ему гарантировали удивительный эффект этого средства. «Вы увидите… вы уже не сможете остановиться, она запросит пощады…» Но его врач настаивал на одном: «Не больше двух пилюль, иначе сдаст сердце».