И я впервые в жизни по-настоящему ударила брата. Я влепила ему хлесткую пощечину так, что занемела рука.
– Псих! Ты же мог убить его!
Слезы полились из моих глаз и глаз Клюса одновременно. Одновременно же мы и бросились к Афарасу, принялись счищать грязь с лица, вытряхивать ее изо рта и носа, делать искусственное дыхание, словом все, что может оживить погребенного заживо человека. Наконец Афарас судорожно вздохнул и закашлялся. Он кашлял долго и мучительно, а грязь пластами отваливалась от его одежды. Залепленные грязью веки дернулись, а когда Афарас открыл глаза, Клюс заговорил торопливо и жалобно:
– Отти, я не хотел! Прости меня, пожалуйста, я нечаянно! Эста, скажи, что я нечаянно!
Он заревел в голос, и все дергал Афараса за руку, словно решил оторвать.
– Он действительно не хотел, Отти, просто Диск где-то близко и что-то еще усиливает! Он не умеет регулировать силу, он же еще мал, Отти!
На покрытом грязью лице Афараса ничего нельзя было разобрать. Маска и все.
– С вами, ребята, не соскучишься, – сказал Плейте. Все это время он молча курил неподалеку (Многовато впечатлений для человека, никогда не сталкивавшегося с магией). – Пора бы отсюда убираться! – Он отбросил сигарету в грязь, раздался негромкий хлопок, и над окурком заплясало голубое пламя.
Вдвоем с Клюсом мы помогли Афарасу подняться и поволокли его через пустошь вслед за Плейте, шатаясь словно пьяные. "Бакка" так и осталась погребенной в грязи перед самым Гнездом Тьмы.
Стремясь загладить вину перед Афарасом, Клюс забыл о собственных невзгодах. Он решительно подставлял плечо, изо всех сил стараясь облегчить янвайцу шаги. И все же мы передвигались очень медленно. Солнце поднялось уже высоко, когда мы, наконец, достигли развалин.
Вероятно, здесь и в самом деле стояла деревня. Еще можно было различить остатки колодезного сруба, пара мельничных жерновов валялась на куче щебня, но от всех строений сохранились лишь четыре полуразрушенные стены да несколько мусорных куч.
Запах сероводорода здесь почти не чувствовался. Если бы мне кто-то сказал раньше, что просто дышать – это наслаждение, я навряд ли ему поверила бы.
Мы усадили янвайца на какой-то камень, всунули в руки флягу с водой, а сами устроили совещание.
– Гнездо примерно в километре отсюда, – сообщил Плейте. – В овраге. Но там крутые склоны, и я не уверен… – он осекся и посмотрел на Афараса. Маска по-прежнему оставалась неподвижной – янваец молчал. – Там трудный спуск.
Я тяжело вздохнула.
– Клюс, останешься с ним?
Клюссиди Диано Лу поглядел на меня затравленным волчонком, тронул в кармане рукоятку водяного пистолета и ответил: "Конечно".
– Не волнуйся, приятель! – добавил он громко. – Я тебя не брошу!
Афарас не шелохнулся, он так и продолжал сидеть с флягой в руках, бездумно глядя на обросшие коричневым мхом развалины. Мы наскоро перекусили, Плейте отвязал притороченную к его вещевому мешку кирку, вынул лопату с коротким держаком и моток веревок.
– Этого должно хватить.
– Мы скоро вернемся, – сказала я Клюсу. – Будьте умницей, сир, и не стреляйте ворон.
Клюс слабо улыбнулся. Ему было страшно оставаться в этом безрадостном месте, но он храбрился.
– Не делайте глупостей, принцесса! – в свою очередь приказал он. – Помните, вы должны жить долго и счастливо!
Перехватив мой взгляд, Клюс добавил:
– Не бойся, я присмотрю за ним.
Плейте выразительно хмыкнул, но не сказал ничего, и я была ему за это благодарна. С Алакса Плейте давно слетел всякий гонор, теперь это был просто очень озабоченный и усталый, вполне симпатичный человек, перед которым стояла нелегкая задача. Я помахала Клюсу рукой, и мы отправились в путь.
15
Прошло совсем немного времени после ухода Эстареди и Плейте, а юному королю казалось, что миновала вечность. Он вдоль и поперек облазил развалины, бросил два камня в пустой колодец, спел запретную песню о девочках из кабаре, а время все тянулось и тянулось. Клюссиди Диано Лу в который раз вспомнил развеселого Эми и горестно вздохнул. С Эми скучать не приходилось.
– Тебе не напечет голову, приятель? – спросил он Афараса. – А то Эста на меня рассердится. Она и так на меня зла. Я знаю: ты бы не выстрелил, ты просто хотел заставить меня вернуться, а я поступил слишком жестоко. Я нечаянно. Афарас ничего не ответил, похоже, он вообще не замечал Клюса. Но Клюс сейчас молчать не мог, зловещая тишина забытой деревни казалась ему невыносимой.