Да-да, подумал Конрад, выглядит вполне правдоподобно, я бы охотно в это поверил, если бы несколько человек не утверждали, что в середине дня Димда был в приподнятом настроении. Это был бы первый случай в моей практике, когда у кого-то после ограбления поднимается настроение. И один из немногих случаев, когда ограбленный тут же не спешит за помощью к милиции. Цилда заинтересована в наследстве, по темному коридору она и сама ходила много раз, и она знала, что Димда пойдет домой обедать…
— Какое кафе? — И Конрад приготовился записывать.
— «Капелька».
— Спасибо. О чем вы беседовали?
— Ну, обо всем. Я предложила Рудольфу больше заниматься воспитанием дочери… Главным образом говорили о дочери и о деньгах… Вы простите, я вчера немного солгала… Я попросила Рудольфа заплатить алименты за полгода вперед… Я подумала, что деньги у него в кармане, что вы мне их не отдадите, если я не скажу, что это алименты за шесть прошедших месяцев… Деньги нужны, весна идет, у них в школе выпуск, их класс собирается в дальнюю экскурсию… Платьице надо какое-нибудь сшить…
— Вы правильно сделали, сказав о том, что солгали… В противном случае на суде оказались бы в неловком положении…
— На каком суде?
— Когда убийцу поймают, будет суд, и вам обязательно придется выступать свидетельницей!
Никакой реакции. На лице все та же сонная скука.
— Прошу назвать фамилии и адреса ваших близких знакомых. Начнем с адвоката, у которого вы вчера были…
Ага, встревожилась!
— Я жду. — Ульф покрутил в пальцах ручку.
— Рихард Левен… Не понимаю, к чему это! Может быть, поясните? Или вы считаете, что это я стреляла? Ха-ха! Да я ни к одному ружью в жизни не прикоснулась!
— Да, у вас есть алиби. В момент происшествия вы находились за прилавком.
— Нет, никаких фамилий и адресов я вам не назову! У вас нет права вмешиваться в мою личную жизнь! — В глазах Цилды горел гнев, кровь отлила от лица.
Выпятив толстые губы, Конрад Ульф долго и спокойно смотрел в ее лицо.
— Я познакомлю вас со сто семьдесят четвертой статьей уголовного кодекса… Отказ давать свидетельские показания карается лишением свободы на срок до пяти лет… — Конрад достал из ящика кодекс и подал его Цилде. Она нервно принялась листать его, переспросила, какая статья, прочитала, захлопнула кодекс и с вызывающей улыбкой произнесла: «Достаньте бумагу побольше!»
Записывая, Конрад вспомнил слова парня из «Фоторекламы» насчет «сексуальных ножниц»…
В кабинет полковника Ульфа продолжала стекаться информация. Медицинская экспертиза дала заключение о времени, когда наступила смерть Рудольфа Димды, о том, куда попала пуля, криминалистическая лаборатория сообщила о составе пороха, о материале, из которого сделаны пыжи; по гильзам было видно, что использованы магазинные патроны, заряженные пулями Мейера.
Разделавшись со свидетелями из Курземе, вошел Арнис, а за ним сразу же и Бертулис. Он рассказал о недостающей фотографии в архиве Димды и при этом был страшно расстроен тем, что вся работа по разбору архива ни черта теперь не стоит: ведь может статься, что не хватает не одной, а многих фотографий. И, как учит опыт, недостает всегда именно той, которая нужна. Это новое известие не понравилось и Конраду, но он поспешил успокоить Бертулиса.
— Нет худа без добра! — заверил он, расхаживая по кабинету по диагонали. — Это даже неплохо, что никому не удалось эту Мудите увидеть! Если негатив такой хорошей фотографии Димда не держал в архиве, стало быть, на это у него были причины. И это еще раз говорит об их конспиративных встречах. Эта женщина замужем, и у нее ревнивый муж!
— Или у Димды ужасно ревнивая любовница, — так же серьезно продолжил Арнис, чтобы поддеть Конрада, — и это тоже не так уж плохо…
Конрад ядовито взглянул на него, высморкался в большой платок и приказал Бертулису съездить к Карлису Валдеру. Он единственный может знать, кто из девиц приходил к Рудольфу Димде.
— Я тоже хочу съездить туда, — сказал Арнис. — Собираюсь выйти из подъезда именно в ту минуту, когда вышел стрелявший.
— Тебя что, осенило, а? — нахмурился Конрад. — А у меня для тебя есть кое-какое заданьице. Было бы весьма полезно узнать, не забыла ли Цилда Димда назвать мне кое-кого из своих знакомых. А если забыла, то почему бы это? И что этот знакомый делал вчера? Шаг за шагом, не упуская ни минутки. Только если она никого не забыла, мы возьмемся за список. Я записал адреса и нескольких хороших подруг, уж они-то насчет ее кавалеров все выложат.
— Все ясно, только я хочу сначала заглянуть на улицу Метру. Нельзя оставлять поиски стоянки машины, завтра узнать что-то будет уже куда труднее.
— Ага, у тебя есть идея! — проворчал Конрад. — Бери свою идею и дуй на улицу Метру!
— Я там долго не задержусь, с полчаса, не больше.
— Ну, так поезжайте, на часах уже скоро два. Погодите! Этот парень из фотомастерской, а он явно парень не дурак, утверждает, что фотография «Женщина с кабаном» была великолепная. Не делал же ее Димда ради своего удовольствия, и, если бы она была напечатана в каком-нибудь журнале, коллеги его знали бы об этом. Может быть, посылал на выставку за границу?
Арнис пожал плечами.
— Хорошо, ступайте! Все равно ничего толкового не сможете сказать. Я позвоню какому-нибудь деятелю от фотографии. Должен же кто-то знать, куда такую фотографию можно послать. Может быть, мы ее еще раздобудем! Ну, пошли, пошли!..
И Бертулис с Арнисом вышли в коридор.
Вскоре после полудня Жираку позвонил знакомый администратор Дома культуры, который немного занимался выращиванием гладиолусов в своем огородике за ипподромом и любил заглядывать к Жираку за консультацией. На редкость навязчивый тип. Ему, видите ли, нужны цветы, чтобы поздравить каких-то там артистов, обзвонил уже полмира, но никто не хочет продавать: начало марта, и все придерживают цветы для женского дня, когда будут самые высокие цены. Жирак бы тоже послал его подальше, но администратор сопровождал танцевальный коллектив в поездках по Чехословакии и Венгрии и всегда оттуда привозил новейшую литературу по цветоводству, делясь и с Жираком.
Помочь, конечно, можно, но в теплице еще куча всяких мелких дел, которые никак нельзя отложить. Администратор готов был хоть сейчас приехать, однако Жирак пообещал привезти цветы вечером сам. Когда-то еще придет с работы Мудите — стоят холода, и оставлять без надзора котел пока нельзя.
Три раза в неделю Мудите посещала курсы кройки и шитья, хотя Жирак и пытался ее от этого отговорить — все равно же платья себе не шьет, а маленьких детей в доме нет. Но потом, видя, как Мудите расстроилась, уступил. Чем бы дитя ни тешилось…
Курсы были через день, но иной раз занятия переносили, поэтому Жирак позвонил на базу и попросил позвать Мудите к телефону.
— Только что где-то крутилась, — ответил совсем юный женский голос, потом он же послышался в отдалении от трубки: — Эй, Мудите! К телефону! — Спустя минуту ему сказали, что на складе ее нет, так как на железнодорожной ветке разгружают вагон с товаром и начальник послал Мудите туда приходовать груз. — Что сказать, если появится?
— Скажите, чтобы непременно позвонила домой.
— Хорошо! До свидания!
Конспирация соблюдалась безукоризненно, и главная заслуга тут принадлежала молодым подружкам. Уже расставаясь с Димдой, Мудите позвонила на базу, узнала о звонке Жирака и позвонила домой. Рассказала, что еще на работе, но сейчас выезжает.
Из-за Карлиса встречаться у Димды было неудобно, но у одного из друзей Рудольфа была дача недалеко от Риги, и он предоставил ключи от нее. Рудольф приезжал туда за час, колол дрова и топил камин, чтобы хоть морозные цветы с окон согнать.
— Оцени, женщина, мое самопожертвование! Из-за тебя у меня скоро будет ломота во всех костях!
— Скоро уже весна… — мечтательно отозвалась Мудите.
— Мне кажется, что Карлис все равно догадывается… Только он слишком благороден, чтобы намекнуть.