— Почему ты мне это говоришь?
— Потому что ты мне нравишься. Только поэтому. — Рудольф обнял ее голые плечи и привлек к себе.
— Ты хочешь, чтобы мы перестали встречаться? Во-первых, это зависит от тебя!
— Надо будет подумать.
— О, ты уже прибегаешь к удобным для тебя ответам! — В голосе ее прозвучала горечь.
— Несмотря на Карлиса, через мою комнату могла бы пройти сотня других, а вот ты — нет.
— У него нет на меня никаких прав. Мне было тогда семнадцать годочков! Великая любовь и великие клятвы! Не знаю я такой девушки, которая в семнадцать лет не клялась бы, и такой, которая эти клятвы позднее сдерживала бы! Детские игры, больше ничего, а ты теперь делаешь из этого бог знает какую проблему.
Рудольф понял, что зашел слишком далеко, поэтому принялся целовать Мудите. «Лучше было бы с этим романом кончать, но, пожалуй, не сумею, — робко подумал он, — она сильнее меня. Ни с одной женщиной мне не было так хорошо и наверняка не будет». И вдруг он возненавидел Жирака, которого ни разу не видел.
— Ты спишь с ним в одной постели? — спросил он, но Мудите вовремя уловила в его голосе презрение и тут же соврала:
— Я перебралась на второй этаж. Сказала, что не могу больше выдержать, когда он по нескольку раз за ночь встает и идет обогревать свою теплицу.
— И он согласился?
— Я сомневаюсь, чтобы его интересовало еще что-нибудь, кроме гладиолусов и тюльпанов.
— Тогда ты могла бы спокойно развестись.
— Женщине сначала нужна семья, а уж потом муж.
— Ну что это за семья — без детей?
— Я в этом не виновата. И давай кончим этот пустой разговор. Я буду с тобой, пока ты хочешь, и достаточно!
После этого разговора Мудите начала часто навещать Карлиса. Заходила после работы, приносила что-нибудь сладкое, пила чай и болтала о давних школьных временах или о жизни вообще. Если дома был Димда, то и его приглашали, играли в лото и смотрели телевизор. Потом Рудольф галантно провожал ее до автобуса, за что и получал поцелуй в щечку. В журнале посещаемости на курсах кройки и шитья все чаще появлялись «н/б», а вскоре она и вовсе забросила их, потому что ведь и на дачу к Рудольфу надо ездить. Димда сказал, что за два месяца он наколол тысячу кубометров дров…
Цветов клубному администратору понадобилось много. Жирак увязал целый тюк нарциссов, открыл гараж и стал прогревать мотор старых «Жигулей», который долго не заводился, так как машиной с осени не пользовались. Положил тюк на заднее сиденье — в багажнике цветы могли замерзнуть — и выехал на улицу.
Администратор нервно ждал в фойе. Цветы он тут же передал контролерше, велел разделить на букеты, чтобы на всех артистов хватило, а Жирака пригласил с собой в бухгалтерию за деньгами. Пришлось подняться на второй этаж.
— Не хотите заглянуть в зал? — предложил администратор, когда финансовый вопрос был разрешен.
— Времени мало, — попытался отговориться Жирак, так как театр его не интересовал, а такие вот литературные вечера и подавно.
— Сейчас Акмене будет петь свои песни. Это стоит посмотреть, она изумительна! Ради нее одной народ сбегается, за два часа билеты были распроданы.
— Я видел по телевизору…
— Что телевизор! Здесь ее живую можно увидеть!
Из коридора на втором этаже вело несколько дверей на балкон. Администратор тихо приоткрыл одну из них.
— Сюда, — шепнул он, — здесь директорская ложа.
Стулья были заняты, и они остались стоять в дверях. Отсюда была видна половина переполненного зала, часть зрителей даже стояла возле стен. На сцене какой-то поэт читал по обтрепанным листкам свои стихи. Читал монотонно. Время от времени отрывался от рукописи и бросал сердитый взгляд на яркие прожекторы, которые целились в него. Поэта проводили вежливыми аплодисментами.
«Пора и уходить», — подумал Жирак, но в этот момент на освещенное пространство вышла стройная светловолосая женщина с гитарой. Декольтированное пурпурное платье ее касалось затоптанных досок сцены.
Зал принялся бурно аплодировать, женщина, робко улыбаясь, несколько раз натянуто поклонилась. Администратор толкнул Жирака в бок.
От противоположной стены отделился человек с фотоаппаратом и, подойдя к сцене, сделал несколько снимков — вспышка его работала как пулемет, даже когда женщина уже запела.
Человек отошел на свое место к стене и принялся укладывать орудия производства в четырехугольную кожаную сумку, которую держала в руках…
Жирак почувствовал, как краснеет даже его гладко выбритый затылок. Сумку держала Мудите. Хотя в зале был полумрак, Жирак видел ее довольно хорошо — обтягивающий джемпер и темно-зеленую юбку с отгибом, эту знакомую улыбку, которая делала ее совсем девчонкой и которую она подарила сейчас фотографу, когда тот обхватил ее за талию, чтобы удобнее было стоять.
— Долго еще до конца? — Голос у Жирака дрожал, но администратор этого не заметил.
— Минут десять.
— К сожалению, мне пора… До свидания!
Администратор пожал плечами и оскорбленно подумал: «Стоит ли метать бисер перед свиньей? Не только лыс, но еще и глух!» Вслух он ничего не сказал. Только кивнул.
Жирак перегнал машину на противоположную сторону улицы и стал ждать. Время от времени он выключал мотор, и тогда слышался голос певицы, только слова не проходили сквозь окна, И различить их было невозможно. Одновременно с аплодисментами из клуба посыпались владельцы машин, торопясь завести моторы.
Только спустя какое-то время на улицу хлынул поток людей в зимних пальто и разделился на отдельные ручейки.
Мудите шла, держась за локоть фотографа, который нес на правом плече уже знакомую Жираку сумку. Они перешли улицу и, о чем-то оживленно беседуя, пошли куда-то.
Жирак почти догнал их и поехал вдоль самой кромки тротуара. Улица была людная, пешеходов много, и он боялся потерять их в толпе. Но и двигаться медленно тоже нельзя — мешаешь другим машинам.
У телефонной будки мужчина подождал, пока Мудите позвонит, и потом они медленно пошли дальше. К автобусной остановке.
Жирак сообразил, что если на этом автобусе переехать за Двину и там пересесть, то можно добраться до их дома.
Когда вдали появился автобус, мужчина попытался привлечь к себе Мудите, но она со смехом вырвалась, поцеловала кончики своих пальцев, потом приложила их к губам мужчины и в последний момент прыгнула в заднюю дверь автобуса, которая тут же закрылась. Мужчина поднял руку и помахал, потом повернулся и прошел мимо самой машины Жирака. «Привычно глупо улыбаясь», — подумал Жирак.
Выждав, когда он дойдет до угла, специалист по гладиолусам развернул машину, продолжая исполнять взятую на себя роль детектива.
Не пройдя и квартала, фотограф свернул в парадное большого дома рядом с кафе. И хотя Жирак затормозил всего на несколько секунд позже, ему не удалось узнать, в какой квартире мужчина исчез, так как замешкался внизу, опасаясь очутиться с преследуемым фотографом с глазу на глаз. Где-то наверху слышались его шаги, потом стукнула дверь, и все стихло. Жирак стремглав помчался наверх, но нигде не запирали дверь изнутри и ни за одной дверью не было движения. Потом он долго изучал доску со списком жильцов, но знакомых имен среди них не нашел.
Из ближайшего автомата Жирак позвонил на работу Мудите. Отозвался все тот же молоденький голос:
— Мудите? Ну что вам стоило позвонить несколько минут назад! Только что была здесь и уехала домой!
Жирак повесил трубку.
До этого он еще надеялся, что это не серьезный роман, а только случайный флирт с походами на концерты, но сейчас эта надежда угасла: слишком уж основательно были прикрыты тылы. Необходимо принять решение, как действовать, и выслушать, что скажет сама Мудите.
С несокрушимым мужицким терпением Жирак слушал болтовню Мудите, сколько сегодня было работы и как она устала. А ведь ему хотелось крикнуть: «Стерва ты, я же все знаю!» — но он подавлял это желание, так как знал пока слишком мало.
Вечером, когда Мудите раздевалась перед сном и он увидел ее упругую фигуру, на которую давно уже не обращал внимания, да и теперь заметил только потому, что на эту его собственность покусился вор, он вновь задрожал от ярости, но опять сумел ее подавить, так как рассудок взял верх над эмоциями, которые за последние годы, проведенные в теплице, совсем заглохли. И чтобы они не вспыхнули вдруг, как забытый в золе уголек, он собрал постельное белье и перебрался на диван в гостиной.