— А что я должен взамен?
— Отдай мне женщину с кабаном. Я никому не скажу.
Только не выказать удивления, не прерывать его, пусть продолжает!
— Гм… — задумчиво протянул Бертулис.
— Пойми меня правильно, мне нужна не фотография. Это работа Рудольфа — честь ему и слава! Скажи только адрес этой дамы или где ее найти. Это модель, о которой мечтают всю жизнь. Я хочу ее фотографировать. У нее не внешний эффект, а внутренний. Вот таких и надо снимать! Чтобы мужчины, увидев снимок, готовы были бросить жену, детей, профессию, а женщины от злости рыдали бы, рвали и метали. Секс, сдержанный, дикий секс!..
Металлическая линейка вырвалась из его рук и звякнула об асфальт двора, он даже не поднял ее.
— Красивых девчонок я тебе могу выставить вагон. Глаза яркие, но холодные, рыбьи… Кому такие нужны? Женщина прежде всего объект желания, а уж потом идет красота. И такой ее и надо показывать!
— Как ты сказал? Как ее зовут?
— Мудите… Кажется, Мудите… Нет, это точно, Мудите…
— Ты мне фамилию скажи, имя я не запомню.
— А знай я фамилию, так не валялся бы у тебя в ногах, сам бы дотрюхал до справочного бюро. Ты, верно, меня не понял, я не собираюсь ее куда-то утащить, выгородить, по мне, можешь ее допрашивать до помрачения. Мне только адрес нужен. У тебя он есть. У тебя же не хватает только грузинки и лыжницы.
— Не припомню что-то фотографии с кабаном…
— Тогда ты слепой! Или прикидываешься слепым, потому что боишься!
— Я попробую согласовать ваш вопрос с начальством…
— Будка-то у тебя вроде как у нормального, а душа заячья!
Парень с нескрываемым презрением оглядел Бертулиса с головы до ног, ловко повернулся и, видимо, забыв про линейку, ушел обратно в мастерскую. К черту эту работу, чертыхнулся Бертулис. Заячья душа!.. А ведь прав он: заяц, которому надо играть дурака!
Но самое неприятное из того, что выяснилось: архив-то неполный, в нем недостает снимков! Сколько же отсутствует? Десять? Сто? Почему?..
Шофер такси крутился на своем месте и всячески выказывал нервозность. Счетчик тикал, набрасывая по копейке.
От калитки через весь участок тянется чисто подметенная дорожка к гаражу, с сугробами по обе стороны.
Карлис все еще видел Мудите, идущую по этой дорожке. Идущую упругой, неповторимой походкой. Прошло уже несколько минут, как она вошла в дом, но Карлис все еще видел ее — пальто расстегнуто, в одной руке платок и сумочка, волосы тяжелыми волнами спадают на плечи.
Шофер испытующе оглядывал владения Жирака. Родственник его недавно выразил желание перебраться из деревни в город и просил поинтересоваться ценами на дома. Шофер аккуратно выписывал из рекламного приложения к «Вечерке» адреса, по дороге осматривали беседовал с хозяевами, так что уже считал себя специалистом в вопросах купли-продажи. И ему нравилось, глядя на законченное или незаконченное строение, решать своеобразный ребус. Начнем с участка, говорил он себе. Участок тут больше шести соток, значит, еще в пятидесятых годах отводили. Вокруг у всех домишки были готовы, когда этот стал строиться. У всех они приплюснутые, четырехугольные, по типовым проектам той поры, и снаружи не смотрится, и внутри не ахти что, а у этого в два этажа, с верандой и гаражом. Это уже говорит о шестидесятых годах с их послаблениями, когда архитекторы по-другому запели. Домик, конечно, игрушка, не какая-нибудь тебе дранка или шлакобетон, а хороший силикатный кирпич, дерево и оцинкованное железо на крыше. И теплица основательно построена. Колонки не видно, значит, в подвале насос, и, стало быть, внутри все удобства, включая ванну. Сад явно ухоженный, подумал еще шофер, глядя на высокие кусты гортензий вдоль изгороди и дорожки, на макушках которых еще темнели высохшие, шуршащие шапки соцветий.
— Интересно, что бы ты сказала, если бы я как-нибудь не явился ночевать домой! — гневно произносил в это время Зигурд Жирак. Он стоял в коридоре у телефона и стаскивал с себя грязный запыленный ватник. Рукава слишком длинные, поэтому он их засучил, так что виднелись жесткие манжеты модной рубашки с серебряными запонками. Безупречно повязанный галстук лежит на животе.
— Я пойду и скажу, чтобы он уезжал, — сказала Мудите, стряхивая с тщательно выглаженных брюк Жирака приставший песок. И укоризненно добавила: — Мог бы и переодеться, когда идешь в подвал!
— Только переодеванием мне и заниматься, на дворе свыше двадцати градусов, глаза стынут от холода!
— Так я пойду и скажу, чтобы он ехал. Я скажу, что ты очень устал.
— Нет, нет, пойдем вместе! Я хоть взгляну на хорошего человека, который утром доставил мне жену обратно домой!