Гостиная просторная, с камином, отделанным красным кирпичом, но, видно, пользуются им редко, так как в доме центральное отопление. Обставлена без претензий на оригинальность, недешевой, но стандартной мебелью, полировка которой требует постоянного ухода.
Жирак поставил на журнальный столик водку и шампанское и пригласил Карлиса осмотреть теплицу, пока Мудите приготовит закуску. Если Жирак и мог чем-то гордиться в своем доме, то это теплицей.
Воздух там, душный и влажный, обволакивал кожу. Даже холодные лампы дневного света не раздражали, И Карлис подумал, что именно такой сырой и настоянный воздух должен быть в тропиках, где небо закрыто листвой огромных деревьев.
В цветах Карлис разбирался не больше, чем рядовой горожанин, который покупает их дважды в год для подношения. Разумеется, он мог различать розу, тюльпан, каллу и лилию, но этим его ботанические познания и исчерпывались. Здесь были такие цветы, которые он видел в магазине или на базаре, только не знал их названий, и такие, которых он явно не видал никогда. Три широкие полосы цветов тянулись во всю длину теплицы, большинство еще в бутонах, нераспустившиеся, но кое-где на темно-зеленых крепких стеблях разноцветные солнышки фрезий и пышно-консервативные амариллисы. И декоративные растения есть — покорно, вроде кактусов, дремлют в глиняных горшочках или вьются по узловатым веревкам, взбираясь под самый потолок, затягивая все пышной листвой и кое-где выбрасывая огненные фонарики.
Лицо Жирака преобразилось; казалось, что морщинки возле рта, делающие его жестоким, разгладились, в нем появилась размягченность, даже мечтательность.
— Чувствуете, как пахнет? — шепотом спросил Жирак и глубоко втянул воздух. — Запах-то какой!
Карлис кивнул, хотя этот коктейль из ароматов не вызывал в нем особого восторга.
— Присядем здесь, на ящиках, — сказал Жирак, все еще жадно втягивая аромат теплицы. — Садитесь смело, здесь все видно!
— Йеллоу долл, — указал Жирак на небольшую розу. — Я ее выращиваю среди камней, к ним она больше всего подходит… А вон рядом Голдн слиппер… Довольно редкий сорт… Во время цветения лепестки у него меняют окраску. Что касается роз, то тут я вывел кое-какие новинки, охотно рассказал бы, но вас ведь это, наверное, не интересует.
— Я просто ничего в этом не понимаю, — улыбнулся Карлис. — Но мне здесь очень нравится. Никогда еще не бывал в теплице.
— Приезжайте весной, увидите, что тут творится! Тогда здесь рай! За цветами вы листьев не увидите! Вам бы приехать накануне женского дня. Для нас, цветоводов, это самая страда, тогда хорошая цена держится, но иной раз, честное слово, рука не поднимается срезать. В конце концов срезаешь — а куда денешься, для того и выращивают, чтобы срезать. И тому, кто дарит, приятно, и той, что получает. Куда денешься, такова жизнь! Один цветок срежешь, а тут уже ростки нового пробиваются. У вас нет блата насчет каменного угля?'
Карлис покачал головой.
— Но если что-то наметится, не забудьте, позвоните. В холодную зиму я при этом лимите даже до февраля не могу дотянуть, все время приходится левака искать, но последние годы на предприятиях так туго с этим стало, что и за двойную цену не получишь… Как повеселились на балу?
— Бал как бал, ничего особенного…
— Я, знаете, раньше одержимый был танцор, а теперь уже не тянет. Лучше дома посижу, зайду сюда, что-нибудь поделаю. По правде сказать, я бы вообще из дома не выходил, я же здесь все сам построил, все мне дорого. Что меня там ждет? Чужая чесотка? Телевизор есть, захотел — посмотрел, что тебе надо. Пойдемте в дом, а то Мудите рассердится… Цветы красивые, но они много требуют постоянного ухода. Даже на новогодний бал я не мог пойти! На дворе такой мороз, что страшно от котла отойти… Всю ночь уголь подбрасывал. Если ртуть в теплице упадет до нуля, то половина саженцев у меня пропала… Каторжный труд! Так как вы там повеселились?
Карлис, держась одной рукой за стенку, медленно двинулся по ступенькам.
— Да всякие… смешные номера выкидывали…
— Ну-ну… Это интересно!
— Вот будем в комнате, я покажу.
— А я в полночь олово лил. Стою в котельной, гляжу на огонь и думаю, почему бы мне не погадать на счастье. Консервная банка валяется, ведро с водой есть, а олова у меня сколько хочешь… Накатила этакая сентиментальная глупость! Теперь самому смешно!..
Стол был накрыт довольно богато. Мудите угощала то одним, то другим, Жирак наполнял рюмки и предлагал не сбиваться с темпа. Сам он пил до дна, быстро опьянел и то ли не замечал укоризненных взглядов Мудите, то ли и не хотел замечать. Время от времени он вставал и шел бросить лопату угля. В последний раз он уже маршировал к двери, громко топая и лихо распевая: «Я конь рабочий, дайте мне овса!» Карлис начал чувствовать себя неуютно. Вызвали такси, но оно долго не появлялось. Жирак настойчиво требовал, чтобы ему показали смешной номер. Пришлось развернуть ружье, поставить на камин свечку и выстрелить по ней капсюлями жевелло, которые Карлис прихватил с собой. Но ни Карлис, ни Жирак не попали. Жирак был очень удивлен своей неудачей, так как он был отличником по военной подготовке и чуть ли не чемпионом академии по стрельбе. Последний раз он промахнулся чуть ли не с двадцати сантиметров, разозлился и сшиб стволом свечу — хорошо, что та погасла, падая, и закатилась под диван. Ружье Жираку очень понравилось, он его уже не выпускал из рук. Сел в кресло, зажал его между коленями, неожиданно уронил голову и заснул.