Столик стоял в углу, далеко от стойки. Человек сел, предварительно подтянув складку брюк, и вытащил из кармана золотой портсигар, на котором была его монограмма.
— Курите?
— Да, благодарю вас.
Господин Жак чиркнул зажигалкой и поднес ему огня, так что на мгновение головы мужчин почти соприкоснулись.
— Я заставил вас ждать?
— Нет. Я только что пришел.
— Я считал более удобным встретиться с вами здесь, а не в своем кабинете. Надеюсь, вам понятно — почему?
— Совершенно понятно.
Бодуэн явно чувствовал себя неловко; исподтишка он наблюдал за Жанте, очевидно, пытаясь понять, с кем имеет дело. Они были приблизительно одного возраста и родились они недалеко друг от друга. Один из них привык повелевать, привык, чтобы ему повиновались, и был здесь в своей, привычной обстановке. А между тем, из них двоих наиболее нервозно вел себя именно он — молчание собеседника сбивало его с толку.
— Могу я узнать причину, по которой вы пожелали со мной встретиться?
Он держался настороженно, опасаясь, возможно, какого-нибудь шантажа. Возможно даже, что у него, как у Горда, мелькнула мысль: не вооружен ли Жанте?
Жанте не только был безоружен, он даже не испытывал никакого враждебного чувства, пристально всматриваясь в этого мужчину, с которым каждую среду встречалась Жанна на улице Берри и который в течение года платил за содержание Пьера.
Он, по-видимому, вел очень деятельную жизнь, — несмотря на занятость, несмотря на сотни людей, которые зависели от него, находил время завтракать и обедать в ресторанах, бывать в театрах, в кабаре, принимать гостей в своей квартире в Нейи, ездить в Довиль, в Канны, осенью охотиться, водить машину и садиться в самолет так же просто, как иные садятся в автобус.
— Вы любили ее? — наконец спросил Жанте.
Он не собирался это спрашивать. Вопрос невольно сорвался с его губ, он сам с удивлением услышал его, словно собственный его голос донесся к нему откуда-то издали.
Появившийся официант избавил Бодуэна от необходимости ответить немедленно.
— Вам что-нибудь подать, господин Бодуэн?
Тот повернулся к Жанте, как к гостю.
— Бокал шампанского? Ликер?
— Стакан минеральной.
— А мне фруктового сока, все равно какого.
И когда официант отошел:
— Только это вы и хотели у меня спросить?
— Не знаю… Нет… Для меня самое важное было увидеть вас…
Теперь он увидел его, и ему показалось, что он понял. И все же спросил тихо, почти шепотом, словно даже против собственной воли, просто потому, что не мог не спросить:
— Что она говорила вам обо мне?
— Если я правильно понял ваш вопрос, она отказалась уйти от вас и ни за что не хотела, чтобы вы когда-нибудь узнали правду. Она очень боялась огорчить вас.
— Почему?
Теперь, когда Бодуэн убедился, что муж Жанны ему не опасен, в голосе его стали звучать нетерпеливые нотки.
— Да потому, что она вбила себе в голову, что необходима вам.
— И она объяснила — почему?
— Вы что же, хотите, чтобы я ставил все точки над «и»?
— Нет. Я хотел знать, действительно ли она говорила вам об этом.
— Ну что ж, если это поможет сократить разговор, который мне в высшей степени неприятен, позволю себе сказать, что мне решительно все известно и о вас, и о ней.
— Вы бы на ней женились?
— Будь это возможно… Впрочем, это мое дело…
— Она вам писала?
— Почти ежедневно.
Сейчас уже неважно было, что Жанна отправляла эти письма тайком от него, когда ходила за покупками.
— Я не об этих письмах говорю, а о том письме, которое вам передали в полиции.
— Никакого письма мне в полиции не передавали… Спасибо, Ганс…
Он отхлебнул фруктового сока. Жанте не притронулся к кружке холодного виши, которую поставил перед ним официант.
— Но ведь она же оставила письмо…
— Откуда вам это известно?
— Его видела горничная, дежурная по этажу… Один из инспекторов сунул его в карман…
— Кто? Массомбр, тот, что приходил ко мне в контору?
— Не думаю. Какой-то другой. Может быть, инспектор Совгрен.
— Письмо было адресовано мне?
— Сначала я думал, что она написала его мне.
— А теперь?
— Теперь не знаю. Теперь не уверен.
— Так вы что, об этом хотели со мной побеседовать?
Он неуверенно кивнул головой.
— И это все?
— А больше она ничего вам не говорила? Очень она была несчастна со мной?
Господин Бодуэн закурил, не предложив на этот раз папиросы собеседнику, и бросил издали взгляд на часы, стоявшие на стойке бара. Теперь он держался более сухо и напористо.