- Скажи, что ты об этом думаешь.
- Сейчас, сейчас! - пробормотала я, судорожно сглатывая слюну. Только позволь мне хотя бы мысленно насладиться этим обворожительным мясным рагу с фасолью! Так и чувствую дивные ароматы, которые исходят от него все три часа, пока оно тушится... - Я прикусила язык. Взгляд скользнул по диагонали к концу страницы и замер. Два слова вспыхнули зловещим пламенем... Не может быть...
- Что случилось? - Бен шагал вдоль хромированных разделочных столов, проверяя, насколько хорошо он в них отражается. - Тебе не нравится, что я добавил лишнюю закуску из телятины, да?
- Вовсе нет. Я несколько удивлена... - Снова посмотрев в меню, я быстро отвела глаза. - Меня крайне поразило блюдо номер четыре в разделе "Закуски": Д'ЭЛЛИКАТЕС. Не хочется показаться неблагодарной, но... - Бодрая улыбка не удержалась на губах, мне пришлось стиснуть зубы, чтобы вернуть ее на место.
Бен прислонился к стойке, скрестив ноги. В глазах его плясал смех. Обычно от этой его позы я таю, как снег на сковородке...
- Могла ли ты себе представить, Элли, что настанет день, когда твое имя будет увековечено в роскошном ресторане?
- Не могу сказать, что это голубая мечта моего детства, но, будь у меня такие надежды, я предпочла бы увидеть свое имя в разделе горячих блюд. - Меню в моей руке дрожало мелкой дрожью. - Хотелось бы что-нибудь поизысканнее, чем бутерброд с солониной.
Улыбка Бена погасла.
- А я-то... - он взмахнул рукой, и в мойку со звоном упал стакан, - а я-то думал, что делаю тебе комплимент, называя твоим именем блюдо, которое считаю своим исключительным изобретением.
- Неужели! - издала я противный смешок. - До тебя никому не пришло в голову шлепнуть солонину на ломоть хлеба?
Следом за первым стаканом едва не полетел еще один, но Бен вовремя поймал его.
- Ржаной хлебец, низкокалорийный, с высоким содержанием клетчатки...
- Потрясающе! Видимо, я должна чувствовать себя польщенной оттого, что ты собираешься растрезвонить на весь мир о моих проблемах с весом. Мамуля уже в курсе.
Внутренний голос нашептывал: "Элли, прекрати, ты ведешь себя как капризный ребенок", но меня несло, словно санки с горы. Дело было не только в злосчастном "Д'ЭЛЛИКАТЕСЕ", но и в нежной записке, заманившей меня сюда, где мою персону нагло игнорировали. И в заплесневелых колготках. И в том, что моя мать умерла, а его жива-живехонька. И...
- Элли, ты специально накручиваешь себя. Низкокалорийные блюда - моя гордость, я наслаждался, изобретая их для тебя, но ты либо гоняешь мои творения по тарелке, либо пичкаешь ими кота!
- Какое благородство! - Я попыталась опереться на противоположную стойку и принять ту же позу, что и Бен, но едва не шмякнулась на пол. - А какого рода удовольствие ты получил, священнодействуя над печеной треской "Ангелика"? Наверное, это блюдо открывает список настоящих деликатесов?!
Бен зашипел, как газовая конфорка.
- Запеченная под Ангеликой треска! К твоему сведению, среди профанов в ходу другое название этой ароматной травки - дягиль! - Каким-то образом мы оказались нос к носу, а искры из глаз Бена вполне могли поджарить меня до румяной корочки. - Если бы ты читала что-нибудь, кроме романтических бредней о слезливых дурах и аполлонах, у которых мозги не в голове, а в штанах, ты бы это знала, Элли!
Бен отступил от меня, пригладил волосы и снисходительно улыбнулся. Это оказалось его роковой ошибкой.
- Как слаба человеческая память, дорогой Бентли! - Мой голос тоже может истекать жалостью. - Год назад ты дал бы отрезать себе правое... ухо, чтобы увидеть свое имя, вытесненное золотом на бульварном романе.
- Не говори глупостей! - Бен отобрал меню и прижал их к груди. - Я мечтал написать книгу, которая помогла бы восстановить вечные ценности. Я собирался написать самую кровавую повесть на свете, но... - Он прикусил губу и отвернулся. - ...нам всем приходится идти на компромиссы.
- Значит, женитьба на мне и есть тот самый компромисс?
- Бога ради, оставим это! - Бен швырнул меню на пол и схватился за голову. - Я говорил про поваренную книгу. Знаешь, Мамуля была права, когда сказала...
В кухню заглянул электрик, увидел нас и поспешно ретировался.
- И что же сказала мамочка малыша Бенни?
- Всего лишь что ты слишком чувствительна.
- Всего-то... - Да как она посмела?! Я улыбнулась, глядя куда-то поверх головы Бена. Только невероятное напряжение всех лицевых мышц не позволяло слезам градом катиться из глаз. - Неудивительно. Слишком чувствительные всегда валят с больной головы на здоровую.
Бен обессиленно привалился к стойке.
- Мне так хотелось, чтобы ты полюбила мою мать! Разве я не отнесся с любовью и добротой к твоим родственникам?
- Да?
- А их не так-то легко полюбить, всех, за исключением Фредди.
- Не мне судить...
- Давай без шуточек, Элли. - Тяжкий вздох.
- Какие уж тут шуточки! - Я старалась напустить на себя безмятежный вид. - Ведь один из моих родственников оставил тебе наследство.
Только эти слова слетели с моих губ, как я горько о них пожалела. Я была готова кинуться Бену в объятия и, рыдая, молить о прощении. Но когда он поджал губы и тщательно вытер руки полотенцем, словно стараясь стереть все следы моего прикосновения, я тут же шагнула назад, подальше от него.
- Вот оно что... - Каждое слово Бена как удар ножом. - Намекаешь, что я женился на тебе, потому что мне было мало половины наследства. И в своей алчности решил прибрать к рукам и твои денежки...
- Вовсе нет, - ответила я с достоинством, копая себе могилу поглубже. - Скорее уж я вышла за тебя замуж ради твоих денежек!
И я удалилась, гордо выпрямив спину и вскинув голову, как идущий на смертную казнь оловянный солдатик.
* * *
Покидая "Абигайль", я слышала, как Бен рычал на кого-то по телефону, требуя бокалы, задержавшиеся в пути. Послушать его, так ему придется подавать напитки в майонезных баночках. Для некоторых жизнь продолжалась...
Я вернулась в Мерлин-корт, не рассыпавшись по дороге от горя. Чтобы отвлечься, попутно подсчитывала, сколько нарушила заповедей, изложенных в руководстве "Око за око, зуб за зуб, или Конструктивный подход к семейной ссоре". Мое настроение окончательно упало, стоило мне войти на кухню. Магдалина принимала ванну, и некому было спасти меня от себя самой. А потому я совершила ужасный, отвратительный, порочный поступок - открыла холодильник и принялась складывать на тарелку самый жирный и вкусный провиант, который там обнаружился. Когда груда лакомств была чуть не с меня ростом, я поднялась в спальню, залезла в шкаф и скорчилась над своей добычей. Но разве мы когда-нибудь остаемся одни? Невидимыми? И неслышимыми?
Пока я жевала, платья шелестели и переговаривались: "Придется выпускать талию", "А мои рукава снова будут ей тесны", "Назад к десятому номеру лифчика"...
Когда тарелка опустела, я закрыла лицо руками и разрыдалась. Не только платья знали обо мне всю правду. Я тоже знала: у меня душа толстухи!
Магдалина заметила мои покрасневшие глаза, но я отговорилась недавней простудой: дескать, иногда насморк возвращается. Чтобы сменить тему, я завела беседу о ее семейном положении. Мамуля наотрез отказалась позвонить Папуле и не позволила сделать это мне.
В обычных обстоятельствах я бы энергично взялась за дело сама, но волна апатии несла меня дальше. Кроме того, у меня на руках был еще и Фредди. Он вернулся домой около трех, слабо шелестя, что обед остынет, если мне придется нести его в сторожку. Страдалец плюхнулся в качалку и не вставал оттуда до конца дня, невзирая на строгое предписание доктора как можно скорее приступить к работе. К моему великому изумлению, Магдалина прониклась к Фредди симпатией. Она сама вызвалась приготовить ему обед и ужин и отмахнулась, когда я пробормотала, что она и так слишком много на себя взвалила. К вечеру Мамуля перетряхнула все кухонные шкафчики, провела инспекцию в кладовке и переставила все так, что я навсегда распростилась с надеждами когда-нибудь отыскать подставки для яиц. Вьюнок в подвесных кашпо был подстрижен ежиком, на подоконнике рядком выстроились статуэтки святых. И отовсюду, куда ни глянь, глазели вязаные салфетки. Я всерьез заподозрила, что у черной хозяйственной сумки Мамули имеется двойное дно.