Ее лицо запомнилось мне лучше всего, оно и сейчас является мне во снах. Оно было перекошено от ярости. С губ свисала нить слюны. Зубы обнажены в оскале. Но хуже всего — глаза. Невероятно большие и не похожие ни на какие человеческие. Совершенно дикие, они горели невообразимой ненавистью. Эта девушка, с которой я был едва знаком, хотела меня убить, она была готова сожрать меня.
А потом все закончилось — так же быстро, как началось. Ее лицо расслабилось, руки опустились, она отступила, быстро заморгав, будто очнулась ото сна. Глаза будто бы обрели фокус, и она увидела меня. То еще, наверное, было зрелище. Она заплакала. Сказала: «Простите» — и выбежала из комнаты, задев меня, когда протискивалась мимо. Кожа у нее при этом, помню, была холодная как лед.
Позднее тем вечером, когда до моей гостиницы дошла новость о ее самоубийстве, я не был удивлен. Огорчен, но не удивлен.
Я никогда об этом не рассказывал и никогда больше не расскажу».
Согласно статье Уильяма Маршалла, журналиста «Вэрайети», Карлос Пенья, рассказывая эту жуткую историю, сжимал в руках четки и несколько раз крестился. А через полтора месяца после этого он умер.
Волею судьбы мне стало известно, кто вырезал инициалы «Д. К.» на стене моей комнаты. Я рылся внизу в стопке старых газет и судовых журналов, искал что-нибудь интересное по истории Вдовьего мыса и наткнулся на дневник.
Он был в потертой коричневой коже и в пятнах плесени, но, в отличие от прочего мусора, сохранился во вполне читаемом виде. На внутренней стороне обложки, написанное выцветшими, но еще достаточно четкими чернилами, стоит имя Дилейни Коллинз. Да-да, двенадцатилетней девочки из несчастного семейства Коллинз.
Первая запись была короткой и достаточно милой:
7 февраля
Меня зовут Дилейни. Мне 12 лет, и я живу на маяке в Бухте Харпера, Новая Шотландия, с мамой, папой и братом Стивеном. Мы переехали сюда почти год назад, и мне здесь нравится. Отсюда видно океан и деревья, и иногда кажется, будто я могу смотреть с этой высоты до самой бесконечности. Единственное, что мне тут не нравится, это лестница. Мама говорит, когда я подрасту и мои ноги станут длиннее, будет легче, но я не очень в этом уверена.
Привет еще раз. Последний час или около того я занимался тем, что делал заметки в блокноте и просматривал найденный дневник. Как и следовало ожидать, когда автор — двенадцатилетняя девочка, живущая в тесноте со своей семьей, большинство записей ограничивается поверхностными размышлениями и детскими жалобами. Вот для примера:
24 февраля
Стивен такой негодник. Он вонючка и вредина, но ему никогда не достается. Каждый раз выходит, будто это я виновата. Особенно когда папе не все равно. Я знаю, он всегда хотел, чтобы я тоже родилась мальчиком. А я иногда хочу, чтобы я была единственным ребенком.
И еще один пример поэтического изящества:
9 апреля
Джастин Эпплби такой кретин. Сначала говорит мне, что считает меня красивой и я ему нравлюсь. Потом рассказывает друзьям, что я никак не оставлю его в покое и что он меня ненавидит. И боится сказать мне это в лицо. Если скажет, я ударю его в нос.
Воистину юная невинность, леди и джентльмены. Не думаю, что найду в этом журнале что-либо полезное, но в любом случае это удивительная находка. Скоро обед, а потом будет еще один исторический экскурс, даже еще более вопиющий, чем тот, что был утром.
Я уже упоминал, что несколько раз слышал в этом безлюдном строении эхо шагов? Один раз ночью и еще два раза утром. Я вполне уверен, что мне не показалось, но если это действительно так, то что бы это могло быть? Неужели маяк Вдовьего мыса, после стольких лет, до сих пор оседает в этой каменистой почве? Или, может, суровый атлантический ветер ищет путь, проникая сквозь толстые каменные стены? Или голодные крысы рыщут в поисках пищи? Или это неупокоенные духи?
Честное слово, я не знаю, как это понимать. Я сидел, дописывал свои заметки, а потом решил, что мне не помешало бы немного свежего воздуха. Я оставил блокнот открытым на той странице, где остановился, и вышел на мостик минут на пятнадцать. Или от силы двадцать. А когда вернулся, то увидел кое-что неожиданное. За время моего отсутствия блокнот каким-то образом перелистнулся на следующую страницу, где еще не должно было ничего быть. Я обнаружил два слова, выведенные аккуратными печатными буквами: