— Господи боже, вы это видите?! — Из-за ветра его голос еле слышен. — Там кому-то нужна помощь!
И картинка пропадает.
Видеозапись #10А
22:50, суббота, 12 июля 2017 г.
Мы видим изможденное лицо Томаса Ливингстона, он смотрит на нас. С его волос капает вода, мужчину пробирает дрожь. Налитые кровью глаза нервно бегают вокруг. На мгновение зажигается лампа, и кожу Ливингстона обдает оранжевым светом. Он смотрит в камеру, наверное, с полминуты, но ничего не говорит. Мы видим,
что он пытается подобрать слова. Затем наконец произносит:
— Я знаю, что я сейчас слышал. И знаю, что видел.
Его голос звучит так, словно он вот-вот ударится в слезы.
— Я слышал, как он разбивается о скалы.
Он смотрит в пол, берет себя в руки, затем снова поднимает взгляд к камере и продолжает:
— Это был большой корабль. Футов двести как минимум. И когда ударился о скалы, он разлетелся на тысячи кусочков. Звук был отвратительный. Десятки людей… их расплющило и швырнуло на скалы… пронзило расколотыми брусьями… выбросило тонуть. Я до сих пор слышу их крики. Я их все записал, в этом я уверен. Я понимаю: то, чему я был свидетелем, невозможно, но я видел то, что видел, и я все записывал на камеру…
Глубокий вздох.
— Но там ничего нет. Когда я вернулся внутрь, только переоделся в сухое и сразу проверил запись. Проверил раз десять. Ничего нет.
Он смотрит в камеру — от его привычной задорности и дерзости не осталось и следа.
— Вы можете слышать гром и грохот волн. Вы можете видеть молнии и океан… но никакого корабля там нет. Нет ни тел, ни криков.
Ливингстон протирает глаза кулаками.
— Объяснять это я не стану, леди и джентльмены, потому что как это объяснить — я не знаю.
Видеозапись #11А
23:16, суббота, 12 июля 2017 г.
Начинается запись, и мы снова видим дрожащее изображение бурлящего океана у подножия утеса. Дождь ослаб, но ветер по-прежнему порывистый, и небо все так же пронизывают рваные молнии.
— Мне понадобился почти час, чтобы набраться храбрости и снова выйти сюда.
Камера наезжает на берег. Там пусто, только разбиваются волны.
— Корабля уже нет.
Камера отъезжает обратно.
— Но я точно знаю, что я видел.
В следующее мгновение камера опускается, и мы слышим шаги по мостику, потом раздается громкий лязг.
— Что за…?
План смещается: Ливингстон наклоняется к предмету, на который чуть не наступил.
Пропавший фонарик.
— Господи боже.
Сейчас мне нужно поспать, если это вообще возможно в моем нынешнем состоянии. Достаточно с меня приключений — или правильнее сказать «злоключений»? — на этот день. Помните, я говорил, что пришел сюда только за правдой? Так вот, я солгал.
Мне все равно не спится, так что я решил вернуться к дневнику. Честно, не знаю, смогу ли читать его дальше. Потому что это очень страшно.
29 июля
Сегодня собираюсь еще раз поговорить с мамой. Иначе не могу. Прошлая ночь была самая худшая. Чувство такое, будто это кошмар, но я знаю: все было на самом деле. Я очень устала после прогулки по лесу, куда мы ходили с папой, и рано уснула. Мы видели оленя, зайцев и белок и даже ловили руками головастиков в пруду. Было весело, и, если не считать момента, когда мне показалось, будто я увидела на стволе одного дерева символ из пещеры, ничего пугающего с нами не приключилось. Я даже съела за ужином две порции маминого мясного рулета и вскоре уже крепко спала. Но потом, посреди ночи, меня что-то разбудило. Не знаю, из-за шума или меня что-то коснулось. Знаю только, что, когда я открыла глаза, в комнате было тихо и сначала я увидела только темноту. Потом мои глаза стали привыкать, и я начала различать очертания мебели в комнате. Тогда я чуть пошевелила головой и увидела еще фигуру, уже намного ближе. Это был Стивен, он стоял в изножье моей кровати. Он был совершенно неподвижен и пристально смотрел на меня, а в руках держал папин охотничий нож. Я позвала его, шепотом, но он не пошевелился и ничего не ответил. Как будто был в трансе или у него был приступ лунатизма. У нас дядя Филлип лунатик, и я много про это знаю. Тогда я позвала еще раз, а когда Стивен не ответил, встала с кровати, медленномедленно. Мое сердце забилось так сильно, что я отчетливо его слышала. Я подкралась к нему и попыталась дотянуться до ножа, но он отдернул его раньше, чем я успела за него ухватиться. Я снова и снова повторяла его имя, пока наконец не шлепнула ладонью по лицу и он не проснулся. Он заморгал, будто не понимая, где находится, а потом бросил нож и расплакался. Я сначала подумала, это от того, что я его ударила, но он все время повторял: «Прости меня, прости меня, прости меня», и я думаю, это из-за ножа. Стивен выглядел так, будто ему было плохо. Мы пообещали друг другу не рассказывать об этом родителям, и я разрешила ему спать оставшуюся часть ночи в моей кровати. Вскоре он уснул, положив голову мне на плечо. Но я уже так и не сомкнула глаз.