— Здрасьте, — говорит человек за камерой, перекрикивая ветер, и идет навстречу старику.
Впереди, наблюдаем мы, старик шаркает по колышущейся траве. Он выглядит таким хрупким, что кажется, будто ветер может унести его и запустить над скалами. Поначалу мы думаем, что он улыбается. Но когда камера приближается к нему, понимаем, что ошибались: старик рассержен. Вид у него не слишком приятный — он напоминает скелет, ухмыляющийся из заплесневелого гроба.
— Выключи чертову камеру, — ворчит старик.
Картинка тотчас сменяется размытым пятном буро-зеленой травы: камера опущена.
— Лады-ы, это мы потом вырежем, — говорит себе мужчина за кадром. А потом, уже громче, добавляет: — Простите, я не думал, что это…
Картинка снова оживает, и мы видим каменный маяк вдалеке и слышим приглушенный грохот бьющих о берег волн. По качающемуся изображению маяка и неослабевающему вою ветра мы понимаем, что камера теперь прикреплена к штативу и находится где-то у края скалы.
Мужчина идет в кадре, неся за спиной рюкзак и что-то напоминающее пульт дистанционного управления. На вид около сорока пяти лет, косматые светлые волосы, изящные очки в темной оправе, модно потертые ботинки, глаженые джинсы и серый свитер. Он смотрит прямо в камеру, щуря от ветра зеленые глаза, и топчется на месте, выбирая лучшую позицию.
И устраивается как раз вовремя, чтобы стать свидетелем того, как особенно яростный порыв ветра сбивает штатив.
— Черт, — ругается он и бросается к камере, которая сильно кренится влево и ударяется о землю.
Раздается треск помех, и картинка пропадает.
Картинка появляется, и мы видим мужчину, который стоит перед маяком, направив пульт на камеру. Изображение больше не дрожит. Мужчина прячет пульт в задний карман джинсов и прочищает горло.
— Так, у нас всего несколько минут, друзья. Мистер Паркер очень торопится отсюда уехать. Он либо играет роль до крайности робкого и беспокойного владельца маяка и притворяется, будто ему некомфортно, либо в самом деле нервничает и хочет оказаться подальше от этого участка, которым его семья владеет уже целое столетие.
Мужчина наклоняется, его руки ненадолго исчезают из кадра, а потом появляются вновь вместе с рюкзаком, который он ставит на землю рядом.
Мужчина выпрямляется, но не по струнке, а сложив руки на груди.
— Меня зовут Томас Ливингстон, я автор бестселлеров «Несбывшиеся мечты», «Прах к праху» и еще одиннадцати успешных документальных книг о сверхъестественном. Сегодня я здесь, на продуваемом ветрами побережье Бухты Харпера на северной оконечности Новой Шотландии^, стою у подножия легендарного маяка Вдовьего мыса. Мыс назван так потому, что до того, как здесь появился маяк, на этих скалистых отмелях разбилось немало кораблей. Строительство маяка, согласно историческим сведениям, проводилось летом и осенью 1838 года Франклином Уошбёрном II, владельцем крупнейшего в Новой Шотландии рыболовного и игорного предприятия.
Тут Ливингстон мрачнеет.
— Едва ли кто станет оспаривать, что маяк резко снизил число крушений вдоль береговой линии — но какой ценой? За столетие накопилось немало легенд и рассказов очевидцев, которые подтверждают поверье, что маяк Вдовьего мыса проклят… либо, если выразиться точнее, населен призраками.
Легенда возникла еще во время строительства маяка, когда погибло трое рабочих, включая юного племянника мистера Уошбёрна II, который нашел смерть, упав с мостика на последней неделе работ. Тогда был ясный день, дул легкий береговой бриз. Были приняты все меры предосторожности. Причины трагедии так и не были выяснены.
Мрачные случайности продолжились, когда первый смотритель маяка, согласно всем источникам «человек непоколебимый», по имени Иен Галлахер необъяснимым образом лишился рассудка во время одной исторической бури и задушил жену, а потом перерезал себе вены разделочным ножом. Мистер Уошбёрн II утверждал, что Галлахер, вероятно, перенес какой-то «нервный срыв», и взял всю ответственность за случившуюся трагедию
на себя, поскольку лично нанял его на работу.
Однако многие жители бухты Харпера чувствовали, что здесь действовало нечто более темное, нечто неподвластное человеку.
В пабах стали перешептываться — обычно невнятно, тайком, поздними вечерами — о тревожных случаях, отравивших строительство маяка. Некоторые рабочие не сразу, но все же заходили достаточно далеко, чтобы произнести такие слова, как «проклятие» или «призраки», однако наиболее распространено было убеждение, что «с этим местом что-то не так».