В среду в два часа Карла пришла на свое первое занятие по живописи. Преподаватель, Лилиана Ричардс, которая тоже жила в Ла-Каскаде, познакомила ее с остальной группой. Казалось, эти женщины знали друг друга всю жизнь, но со временем Карла поняла, что большинство из них переехало в Лос-Альтос всего два-три года назад. Некоторых она помнила — должно быть, они встречались в магазине или в местном ресторане, потому что больше она никуда не ходила. Кого-то она видела однажды вечером за ужином у Скальи. Лилиана провела с Карлой короткую вводную беседу, рассказала про основные техники, которыми они пользовались. Она не преминула заметить, что в студии не занимаются патинированием, декупажем, рисованием по трафаретам, другими «мелкими техниками». Здесь они рисуют «полотна». Карлу удивило это слово. Кармен Инсуа вмешалась:
— Да, кстати, Лили, ты должна увидеть картину Лабаке,[24] которую я купила.
После занятий одна из женщин предложила подвезти ее домой. Только одна Карла пришла сюда пешком. Дом был совсем рядом, и ей нравилось гулять, но она решила, что отказываться невежливо. Новая знакомая извинилась за беспорядок в машине, сказала, что у нее трое детей и они уже решили, что стоит завести и четвертого.
— А у тебя сколько?
— У нас пока нет ни одного, — ответила Карла.
— Знаешь, ты с этим делом не тяни, ведь трудно сказать заранее, сможешь ты забеременеть или нет.
В следующую среду Карла стала рисовать на холсте. Наконец-то она хоть чем-то увлеклась. Скоро наступит день рождения Густаво, и она решила, что первая ее картина будет отличным подарком. Преподавательница сказала, что на первом этапе следует писать на холсте все, что угодно. А Карла могла рисовать только линии. В следующую среду опять были только линии. Черные линии разной толщины. Остальные ученицы смотрели на ее картину, но ничего не говорили. Рядом Мариана Андраде рисовала натюрморт. Ярко освещенный стол со скатертью, где лежит перевернутый кувшин, из которого ничего не вытекает, яблоки, бутылка и виноград. Карлу удивило, что у кого-то яблоко выходит настолько похожим на настоящее яблоко. Дорита Льямбиас, которая до этого писала что-то на своем холсте и вроде бы не обращала внимания на то, что делает ее соседка, вдруг спросила:
— Кого ты копируешь сегодня, Мариана, неужели Ласкано?[25]
Мариана посмотрела на нее с раздражением, и только тут Карла заметила у нее на коленях небольшую репродукцию, которая служила ей образцом. Лилиана взяла эту картинку.
— Какой же это Ласкано! Неумелое подражание.
Карла ощутила нечто вроде стыда, подумав, что ей яблоко Марианы кажется столь совершенным, а преподавательница называет репродукцию «неумелым подражаением».
Дорита подозвала ее к своему мольберту:
— Карла, ты не видела мои прежние картины, так что скажи, как тебе эта?
Карла подошла поближе и увидела что-то вроде равнины, на ее вкус написанной слишком большими мазками, и неба с облаками — там мазки тоже были слишком заметны. В облаках можно было разглядеть руки и ноги разной величины. Так она и сказала, просто описала то, что видит.
— Да, точно, как ни старайся, всегда у меня получается одно и то же. Вечно тянет в сюрреализм. Так что мне не нужно ничего копировать, понимаешь?
Карла поняла и снова вернулась к своим линиям. Постояла, смотря на них. Подумала о том, что это значит, почему у нее в голове есть только линии, а не руки и ноги среди облаков. Она не знала, имеет ли ее картина какую-нибудь художественную ценность. Лилиана говорила, чтобы она пока что о таком не думала. Но ей самой казалось, что это все-таки важно и что та просто относится к ней как к начинающей. Она раздумывала об этом, когда Мариана сказала:
— На твоем месте я попробовала бы начать с натюрмортов. Столы, фрукты, все в таком духе. Я не видела твоего дома, но думаю, то, что ты делаешь сейчас, вряд ли подойдет к твоей гостиной.
И добавила, подойдя чуть ближе, почти шепотом:
— А что касается Дориты, то ее сюрреализм, сюрреализм через край, невозможно повесить даже в туалете.
В следующую среду состоялось ежемесячное чаепитие для «девочек из класса живописи». На этот раз собрались у Кармен Инсуа — все как одна. Занятия окончились на пять минут раньше, чтобы перед уходом успеть все вымыть и убрать. Карла ехала в машине Марианы, к ним присоединилась Дорита, ее джип был на сервисе после семи тысяч километров пробега. Несколько метров они проехали почти в полном молчании. Карла лишь помнила, как одна из женщин сказала:
— Надеюсь, чай будет действительно чаем.
Вторая ей ничего не ответила, но осуждающе покачала головой.
Они припарковались за машинами Лилианы, а за ними — и остальные. Шесть автомобилей, на которых приехали девять женщин, были прижаты как можно ближе к тротуару, чтобы во время чаепития их служба безопасности не беспокоила просьбами убрать автомобиль, потому что кому-то надо проехать.
Стол был накрыт безупречно. Сервиз «Виллерой и Бош» стоял на белоснежной скатерти. Сэндвичи, бутерброды, а сбоку — сервировочный столик с lemon pie и cheese cake.[26] Чуть подальше — поднос с двумя бутылками шампанского в серебряных ведерках с колотым льдом. Мариана указала на них Карле и покачала головой — так же, как и в машине, будто бы об этом она и говорила.
— Не хотите ли вместо чая выпить чего-нибудь освежающего? — спросила Кармен, наливая себе шампанского.
Дорита и Лилиана переглянулись.
— Слушай, а мне нравится картина. Очень стильно, — сказала Мариана, указывая на Лабаке.
А Лилиана сказала Дорите вполголоса:
— «Стильно» — что за глупость, тебе не кажется?
— А ты как думаешь, Лили? — нетерпеливо спросила Кармен.
Лилиана, немного помолчав, сказала:
— Это очень хорошая работа. Очень хорошая.
У Кармен, кажется, отлегло от сердца, и она добавила:
— А вы знаете, один marchand[27] мне сообщил, что картина уже сейчас стоит на двадцать процентов дороже, чем я за нее заплатила!
— Да, такое бывает, иногда, неизвестно почему, прекрасные картины можно купить очень дешево. Но истинную ценность покажет время, правда? — сказала Лилиана, поднося ко рту бутерброд.
— Но разве Лабаке не получил премию на последнем Национальном салоне? — поинтересовалась Кармен, чуть встревожившись. — Мне так сказали, когда я покупала картину.
— А ты думаешь, о премии нельзя договориться? Передай мне, пожалуйста, чай.
Кармен выглядела немного смущенной. Будто хотела добавить еще что-то, но шампанское уже ударило ей в голову. Так что она решила промолчать и налила себе еще один бокал. Карла остановилась напротив картины. Там преобладал желтый цвет, охра, как кресла в доме Кармен, но очень необычной, рельефной текстуры. Карле она понравилась, очень, она увидела там три дерева без листьев, но не высохшие, корни их уходили в песок, из песка вырастали странные заостренные линии, и еще там была лодка, очень маленькая, а в лодке стояла женщина, неподвижная, но живая. Неподвижная женщина. А из песка тянулись два колоса, почти созревших. Ей показалось, что нарисовать женщину в лодке куда сложнее, чем яблоко, и от осознания того, что есть вещи, которых ей никогда не достичь, слезы навернулись у нее на глаза.
— Большое спасибо за чай. В следующий раз соберемся у меня. И картина просто восхитительная, — сказала Карла на прощание.
Пока Мариана заводила машину, через окно она увидела, как Кармен сливает оставшееся в чужих бокалах шампанское в свой.