Хейз воззрился на него.
— Амос, — сказал привратник.
Уиллис кивнул. Хейз не мог понять, зачем ему потребовалось знать, как звали собаку. Хейз подумал также о том, куда ее могли увезти. Ведь не в морг же на вскрытие?..
— Кого вы еще видели здесь? — спросил Уиллис.
— Никого. Улица была пустая.
— Ах-ха…
Специалисты все еще возились неподалеку. Хейзу хотелось бы знать, долго ли они тут проболтаются. Еще одна молния перекрестила небо. Раздался раскат грома. Дождь смоет следы крови…
— Кстати, — спросил он, — когда миссис Шумахер уезжала, у нее был чемодан?
— Да, сэр, небольшой.
— Так что, вы уверены, что она поехала на Айодинс?
— Ну, я не могу ручаться, но полагаю, так, сэр.
Хейз вздохнул.
— Что ты собираешься предпринять? — спросил он Уиллиса.
— Закончить все здесь и приняться за бумажки. Если не найдем ее телефона, придется приехать завтра к управляющему.
— У меня завтра отгул, — сказал Хейз.
— И у меня, — вздохнул Уиллис.
Он произнес это таким тоном, словно не знал, чем бы заняться в свободное время.
Хейз снова со значением посмотрел на него.
— Ну ладно, — сказал Уиллис привратнику, — большое спасибо, если у нас будут еще вопросы, мы найдем вас.
— Да, да, прекрасно, — произнес привратник, не отрывая взгляда от рисунка мелом на тротуаре.
И тут вдруг пошел дождь.
В субботу утром 21 июля Стив Карелла приехал на службу. Первое, что он нашел на своем столе, был рапорт, подписанный детективом третьего класса Харольдом Уиллисом, который тот составил накануне, в час ночи. К тому времени он еще не смог связаться с вдовой Артура Шумахера. Телефон был внесен в телефонную книгу графства Элсинор, но не предназначался для публики, поэтому ночная дежурная отказалась сообщить номер Уиллису: пусть он прежде получит спецразрешение властей.
Кроме того, к рапорту Уиллиса была подколота памятная записка лейтенанта Бернса, в которой он предлагал кому-нибудь — лейтенант не уточнял, кому именно, — безотлагательно утром позвонить в телефонную компанию графства и добиться связи с миссис Шумахер. Как можно быстрее. Ни Уиллиса, ни Хейза не будет на работе до утра понедельника, и кто-нибудь — Бернс снова не уточнил, кто, — должен взять дело в свои руки и заниматься им круглосуточно. А поскольку рапорт был оставлен на столе Кареллы, то он совершенно логично заключил, что этот «кто-то» — и есть он сам.
Графство Элсинор состояло из восьми крошечных муниципалитетов на восточном берегу Лонг-Айленда; все они были защищены от эрозии почвы и ураганных натисков океанского ветра мысом и длинной стрелкой, называемой Сэндс-Спит, а это, причем не только по мнению патриотически настроенных обитателей, но и вполне объективно, привело к тому, что на маленьком архипелаге были самые красивые пляжи в мире. Всего здесь было шесть островов, два из которых находились в частном владении, третий представлял собой общественный парк для приезжих; на остальных трех были расположены частные дома, а также недавно возведенные отели и дорогие кондоминиумы-кооперативы; их бесстрашные обитатели бросали вызов морской стихии, особенно ураганам; и действительно, стихия причиняла страшный урон островам, может быть, не очень регулярно, но достаточно часто.
Шумахеры владели половиной дома в Солт-Спрэй, на островке, расположенном неподалеку от материка. Там-то Карелла и отыскал в девять пятнадцать вдову убитого, после того как в буквальном смысле слова вымолил номер телефона Шумахеров у полицейского офицера, отвечавшего за связь с телефонными и телеграфными компаниями. И именно ему, Карелле, выпала горькая участь сообщить ей, что ее муж был убит.
Они приехали в квартиру Шумахеров на Селби-Плэйс в два часа дня в субботу. Маргарет (а не Марджори, как почему-то назвал ее ночной дежурный) Шумахер отбыла с островов сразу же после звонка Кареллы и ждала его дома. На вид ей было лет тридцать семь, весьма привлекательная женщина с голубыми глазами и светлыми волосами. На ней была коричневая юбка, значительно открывавшая колени, блузка интенсивного апельсино-оранжевого цвета и туфли на низком каблуке. Она сказала, что приехала домой час назад. Глаза, опухшие и красные, свидетельствовали, что она проплакала все утро. Карелла очень хорошо знал, что она чувствовала.
— Это второй брак, и у меня, и у него, — сказала Маргарет. — Я думала, что это будет вечно. И вот теперь такое…
Она рассказала, что три года находилась в разводе, когда встретила Артура. Он тогда был женат…
— Он значительно старше меня, — продолжала она, не замечая, что говорит о нем в настоящем времени…
Ее муж был убит накануне. Как показало вскрытие, четыре пули попали в голову. А она все говорила о нем так, словно он был еще жив. Вообще, как правило, родственники поначалу именно так и говорят, пока не спохватятся…
— Мне тридцать девять, ему — шестьдесят два. Это большая разница в годах. Он был женат, когда я его встретила. У него две дочки моего возраста. Одной, во всяком случае, столько же лет, сколько и мне. Это было трудное время для нас обоих, но постепенно все наладилось. И вот уже два года, как мы женаты. В сентябре будет два года…
— Вы можете назвать имя его первой жены? — спросил Карелла. Он полагал, что разведенные супруги подчас поступают друг с другом более чудовищным образом, чем незнакомые люди; он думал о том, что в голову покойного попало четыре пули. А ведь и одной было бы достаточно…
— Глория Сэндерс, — сказала Маргарет. — Она взяла девичью фамилию после развода.
«Горько сказано», — отметил Карелла.
— А дочери?
— Одна из них одинокая, ее зовут Бетси Шумахер. Вторая замужем, ее имя миссис Марк Стайн.
— А есть у вас их адреса и телефоны? Это сэкономило бы нам…
— Я уверена, у Артура где-то записано.
— Вы ладили с ними? — спросил Браун, которому не понравился тон ответа мадам Шумахер, это «где-то».
— Нет, — сказала Маргарет.
Точка.
Нет. И все тут.
— А ваш муж? Какие у него были отношения с ними?
— Он любил Лоис до безумия. А вторую не очень.
— Это — Бетси? Так? — спросил Карелла, заглянув в блокнот.
— Да, Бетси. Он ее называл состарившейся хиппи. Она действительно такая.
— И сколько же ей лет?
— Точно как мне: тридцать девять.
— А второй, Лоис?
— Тридцать семь.
— А как он был с прежней женой? — спросил Браун.
У него из головы не выходил тон, каким она сказала, что, видите ли, у мужа «где-то записано». Телефонные номера. Тут что-то не так. Такое раздражение, точнее, горечь в голосе.
— Не имею представления.
— Ну, виделись ли, разговаривали ли…
— Кто? Он или я?
— Скажем так: и вы, и он.
— А какой смысл говорить с ней? Дочки взрослые. Они уже были взрослыми, когда мы встретились…
— Его бывшая жена получает алименты?
— Да.
Снова нотка горечи.
— В каких размерах?
— Три тысячи в месяц.
— Миссис Шумахер, как по-вашему, кто мог совершить убийство?
Такой вопрос задают уцелевшим родственникам вовсе не в надежде получить стоящую информацию. В действительности это вопрос-ловушка. Большинство убийств даже по нашим временам, в эру безымянного, анонимного насилия, все-таки носят как бы семейный характер. Мужья убивают жен и наоборот; жена убивает любовника; приятель — приятельницу; приятель — приятеля. И так далее, по всем степеням близости. Выжившие муж или жена — всегда первые в ряду подозреваемых до тех пор, пока не будет найден кто-нибудь еще. И потому такой вопрос: а кто еще хотел или мог убить? — прекрасная наживка для крючка. Но тут всегда надо соблюдать крайнюю осторожность.
Маргарет не задумалась ни на секунду.
— Его все любили, — сказала она.
И заплакала.
Полицейские стояли рядом, неловко переминаясь с ноги на ногу. Она вытерла слезы бумажной салфеткой «Клинекс», высморкалась. И продолжала плакать. Полицейские ждали. Казалось, она никогда не успокоится. Они стояли в центре гостиной, в тишине, нарушаемой кондиционером и всхлипываниями этой красивой, высокой, золотоволосой женщины, с прекрасным загаром, раздавленной показным либо истинным горем.