— Помимо того, что это причиняет массу неудобств. Не знаешь?
— Да нет, не знаю.
— Мы сереем. Вот, что бывает.
— Ага, — нейтрально выразился Карелла.
— Вот почему, — продолжал Браун, — нам приходится употреблять уйму всяческих лосьонов и масел. Смазывать ими кожу. Это не только у женщин такое. Это и у мужчин тоже.
— Вот оно что, — произнес Карелла.
— Да, да. Приходится смазывать кожу жиром. Чтобы избавиться от шелухи... Ну-ка, повтори адрес, куда мы едем.
— Триста четырнадцать, Саус-Дрейден.
— Масло какао, кольдкрем, вазелин, вся эта дрянь, дерьмо. Нам приходится употреблять все это, чтобы не становиться серыми, как призраки...
— Ну, мне ты не кажешься серым, — сказал Карелла.
— Потому что я втираю всю эту дрянь в шкуру. Вот так-то. Но я предрасположен к появлению угрей на этой шкуре.
— Ага.
— Это еще когда я был подростком. Поэтому, чем больше втираю гадость в шкуру, тем больше появляется угрей. Вот тебе второй порочный круг. Я даже думаю бороду отпустить. Клянусь Господом Богом.
Но Карелла опять не понял, к чему бы это.
— Подай еще вперед, — сказал он.
— Я уже вижу, — отозвался Браун.
Он подкатил к обочине, свернул к паркингу у дома 314 по Саус-Дрейден, вылез из машины, закрыл ее и присоединился к Карелле, стоявшему на тротуаре.
— Вживленные волосы, — сказал Браун, — вроде парика.
— Ага, — реагировал Карелла. — Ты видишь магазинчик-бутик? Хм, бутик! Ни больше, ни меньше.
Магазинчик назывался «Ванесса». Лоис Стайн пояснила, что это не имело ничего общего с ее собственным именем, но звучало как бы с британским акцентом, слегка даже снобистски, и это привлекало изысканных, неординарных женщин. Именно их и обслуживал такой магазин. Впрочем, и сама Лоис выглядела неординарной дамой: великолепный грим, очень элегантный стиль. Тип медовой блондинки с русалочьими глазами. Таких часто видишь в коммерческих клипах: шевелюра по ветру, прозрачные юбчонки не скрывают возмутительно длинных ног. Маргарет Шумахер говорила им, что ее приемной дочери тридцать семь лет, но вот уж чего никак не дашь: она выглядела лет на двадцать с небольшим. Безупречная фигура; серо-голубые глаза придавали лицу выражение таинственно-безмятежного спокойствия.
Голосом, таким же мягким и ровным, как и ее внешность, — а именно такие слова Карелла употребил бы, описывая внешний вид Лоис, — она сразу же заявила, что была очень близка с отцом и что их взаимоотношения с достоинством перенесли горький удар в виде отцовского развода и нового брака. Она даже в толк не могла взять, как такое могло случиться с ним. Ее отец — жертва перестрелки? Даже в этом городе, где закон и порядок...
— Извините меня, — вдруг прервала свой рассказ Лоис, — я не хочу бросить тень на...
Изящные тонкие пальцы прижались к губам, как бы запечатывая их. На губах не было помады, Карелла отметил это сразу же, только легчайшие синие тени на верхних веках у серо-голубых глаз. Ее волосы, казалось, были из кружевного золота. Среди дорогих безделушек, игрушек и пряжи, выставленных на продажу, Лоис была похожа на Алису, которая невзначай затесалась в спальню Королевы[4].
— Это как раз то, о чем мы и хотели с вами поговорить, — сказал Карелла, — как такое вообще могло случиться.
Он немного не договаривал. Именно об эту пору, повсюду, любой и каждый подозревался в совершении проклятого преступления. И в то же время...
— Когда вы виделись с ним в последний раз? — спросил он.
Он спрашивал это потому, что жертвы, — особенно в тех случаях, когда их что-нибудь или кто-нибудь беспокоит, — подчас делятся с родными и близкими сведениями, которые, на тот момент, возможно, и показались бы незначительными, но... Но теперь, в свете трагической кончины, такая информация могла бы сослужить хорошую службу... Давай, давай, Карелла, вперед... Он ждал ответа. Она делала вид, что вспоминала, когда видела отца в последний раз. Своего-то отца, которого убили в прошлую пятницу! В загадочных серо-голубых глазах появилась этакая задумчивость: я вспоминаю, думаю, думаю, когда же я видела дорогого папочку, с которым была так близка и вместе с кем пережила горечь развода и перипетии последующей женитьбы... Браун тоже ждал. Ему пришла в голову мысль, уж не устраивает ли им шоу эта хрупкая Недотрога. Нельзя сказать, что он был знаком со многими белыми женщинами, но знал массу черных. И среди них были даже блондинки, такие, как эта. И они тоже смогли бы мастерски довести тонкую игру до совершенства.
— Я выпила с ним пару коктейлей в прошлый четверг, — сказала она.
За день до того, как он схлопотал себе четыре пули в лицо. А две угодили в его дворняжку...
— И во сколько это могло бы быть? — спросил Карелла.
— В половине шестого. После того, как я закрыла лавку. Мы встретились неподалеку от его офиса. В баре «Крошка».
— Скажите, был ли какой-нибудь особый повод для встречи? — спросил Браун.
— Нет. Просто мы давно не виделись.
— А обычно вы...
— Да.
— ...встречались, чтобы вместе выпить стаканчик-другой?
— Да.
— Не обед и не ужин?
— Нет, Маргарет...
Она замолчала.
Карелла тоже. И Браун.
— Она не одобряла папиных встреч с нами. Маргарет — женщина, на которой он женился после развода с мамой.
Женщина, на которой он женился. Именно так, не опускаясь до того, чтобы называть ее женой. Просто женщина, на которой женился.
— Ну и как вы к этому относились?
Лоис пожала плечами:
— Трудная женщина.
Разумеется, это не было ответом на вопрос.
— В каком смысле — трудная?
— О, собственница до мозга костей. Ревнива до безумия.
«Сильное слово, — подумал Браун, — безумие»...
— Но как все-таки вы относились к ограничениям, которые она накладывала на ваши встречи? — спросил Карелла.
— Конечно, я бы хотела встречаться с папочкой почаще... Я так люблю его... Любила его, — сказала Лоис. — Но раз уж это создавало для него проблемы, я шла на то, чтобы встречаться, когда ему было удобно.
— А какие чувства испытывал он по этому поводу?
— Понятия не имею.
— Вы никогда с ним об этом не говорили?
— Никогда.
— Просто шли навстречу его пожеланиям? — спросил Ка-релла.
— Ну да. Раз он был женат на ней, — сказала Лоис, пожав плечами.
— А как относилась к этому ваша сестра?
— Он никогда не виделся с Бетси.
— Как так?
— Она отнеслась к разводу по-своему.
Браун подумал, что это у всех так.
— Эта предыдущая грязная возня...
— Какая возня? — быстро спросил Карелла.
— Ну хорошо. У него была интрижка с этой, с Маргарет. Он и маму-то бросил поэтому. Но одно дело получить развод и уж только потом встречаться с кем-то. И другое дело, что он затеял развод, потому что хотел жениться на Маргарет. Он долго жил с ней до развода. Понимаете? В этом разница.
— Конечно, — сказал Карелла.
— Ну так вот, моя сестра этого не одобряет. Она прекратила встречи с ним... О, наверное, через девять-десять месяцев после его второй женитьбы. Таким образом я стала как бы его единственной дочерью. Все, что у него и было на самом деле.
Браун подумал, что бы могло означать «все, что у него и было».
— О чем вы говорили в прошлый четверг? — спросил Карелла.
— О том, о сем, ничего определенного.
— А он не говорил, что его что-нибудь беспокоило?
— Нет.
— Не намекнул на какие-нибудь там...
— Нет.
— Неприятности...
— Нет.
— С кем-нибудь повздорил...
— Нет.
— Проблемы личного характера...
— Ничего подобного.
— Ну ладно. Скажем так: он выглядел обеспокоенным, напуганным?
— Нет.
— Озабоченным?
— Нет.
— Может быть, вам показалось, что он чего-либо или кого-либо избегал?
— Избегал?
— Ну, я имею в виду — в разговоре, не договаривал, скрывал что-то.
— Нет-нет, он вел себя абсолютно так же, как обычно.
— А не могли бы вы дать нам хотя бы общее представление, о чем говорили с ним? — вмешался Браун.
— Ни о чем. Разговор папеньки с дочуркой.