Медэксперт установил, что смерть наступила примерно между пятью и шестью часами. А привратник, было видно по всему, ломал себе голову. Карелла догадался, что слова «пополудни» и «под вечер» были для него пустым звуком.
— Пять часов, — сказал он. — Шесть часов. Вы работали в это время?
— Да, работал.
— О'кей. К вам кто-нибудь подходил и спрашивал мисс Брауэр?
— Моя не помни.
— Это важно, — сказал Браун.
— Да.
— Эту женщину убили.
— Да.
— Мы стараемся найти, кто убил.
— Да.
— Ну так помогите нам, пожалуйста. Постарайтесь вспомнить, впускали вы кого-нибудь наверх или нет?
Что-то сверкнуло в глазах привратника. Сначала это заметил Карелла, потом Браун.
— Вы чего-то боитесь? — спросил Карелла.
Привратник отрицательно помотал головой.
— Скажите нам.
— Никого не видел.
Но он таки видел, видел! И они теперь это знали.
— В чем дело? — поинтересовался Карелла.
— Что, хотите проехаться с нами в полицию? — спросил Браун.
— Обожди секундочку, Арти, — сказал Карелла.
Снова игра: добрый полисмен — злой полисмен. Команды поднять занавес не требовалось: оба знали свои роли наизусть.
— Тоже мне — обожди, — зло передразнил Браун, входя в роль безжалостного зверя. — Этот тип зубы нам заговаривает, лжет в глаза.
— Ну, он немножко напуган, — мягко сказал Карелла. — Так, сэр?
Привратник кивнул, потом опять помотал головой, снова кивнул.
— Ну-ка, мистер, пошли, — зарычал Браун, доставая наручники из-за пояса.
— Обожди же, Арти, — увещевал его Карелла. — В чем дело, сэр? Ради Бога, скажите, чего вы так боитесь?
Привратник выглядел так, словно в любую минуту мог заплакать навзрыд. Усики дрожали, глаза увлажнились.
— Присядьте, сэр, — попросил Карелла. — А ты, Арти, убери наручники с глаз долой.
Привратник уселся на кожаную софу, Карелла сел рядом. Браун оскалился, повесил наручники на пояс.
— А теперь скажите, — мягко попросил Карелла. — Пожалуйста.
Оказалось, что он — незаконный иммигрант. Купил липовый вид на жительство и карточку для получения пособия, то и другое по двадцать долларов. И теперь смертельно боялся вляпаться в эту историю: власти же тогда все узнают и вышлют на родину. В Иран. А он знал, какие чувства питают американцы к иранцам. Если он влезет в эту историю, власти пришьют ему дело с убитой девушкой. Вот он и не хотел вляпаться... Все это он поведал на ломаном английском, готовый разрыдаться.
Карелле подумалось, что, будучи нелегальным иностранцем, Ахмад очень быстро многому научился: никто в этом городе не хотел влезать ни в какие истории.
— Все-таки скажите мне, — попросил он, — посылали вы кого-нибудь в квартиру мисс Брауэр?
Ахмад рассказал все, что собирался рассказать. Теперь он взирал в мистическое пространство с обреченностью фаталиста.
— Мы и пальцем не тронем ваш вид на жительство, — сказал Карелла. — Нечего из-за этого беспокоиться. Просто расскажите, что было в тот вечер. О'кей?
Ахмад продолжал смотреть в бесконечность.
— Ах, дерьмо, ну хватит, — проговорил Браун, снова доставая наручники. — Поехали.
— Что ж, — тяжело вздохнул Карелла. — Я сделал все, что мог. Теперь он твой, Арти.
— Витториа, — промолвил Ахмад.
— Что? — спросил Карелла.
— Ее имя, — сказал Ахмад.
— Чье имя?
— Женщина, которая приходила.
— Какая женщина приходила? — спросил Браун.
— Тот день.
— В тот день приходила женщина?
— Да.
— Назовите ее имя еще раз.
— Витториа.
— Может, Виктория?
— Да, Витториа.
— Ее имя — Виктория?
— Да.
— А фамилия?
— Сигаа.
— Как?
— Сигаа.
— Как бы вы это написали? По буквам.
Ахмад непонимающе посмотрел на них.
— Как у него это выходит по буквам, Стив? Начинается с буквы "С"?
Ахмад, вздрогнув, повторил:
— Сигаа.
— Какая она из себя?
— Высокая, тонькая.
— Тонкая? Худая?
— Да, тонькая.
— Белая, черная?
— Белая? — переспросил Ахмад.
— Какого цвета волосы?
— Моя не знай. Она носить...
Не найдя нужного слова, Ахмад накрыл голову носовым платком и завязал его под подбородком.
— Шарф? — спросил Браун.
— Да.
— Какого цвета глаза?
— У нее очки.
— На ней были очки?
— Да.
— И вы не видели цвета глаз?
— Темные очки.
— Солнечные очки?
— Да.
— А в чем была еще?
— Брюки, рубашка.
— Цвет?
— Песок.
— Что сказала?
— Говорила она, Витториа Сигаа, скажи мисс Брауэр.
— Что именно?
— Что Витториа Сигаа здесь.
— И вы сказали?
— Сказал, да.
— Что потом?
— Она велела послать наверх.
— И та пошла?
— Да. Идти на лифте.
— Все-таки, как по буквам? С, И, И, Г? — опять спросил Браун.
— Сигаа, — сказал Ахмад.
— Сколько было времени? — спросил Карелла. — Когда она поднялась?
— Пять. Немного больше.
— Вы видели ее, когда она возвращалась?
— Да.
— Это во сколько времени?
— Шесть.
— Ровно в шесть?
— Немного больше.
— Значит, она была там целый час?
Ахмад замолчал.
— Вы смотрели на свои часы?
— Нет.
— Это был просто ваш подсчет?
Снова молчание.
— Была на ее одежде кровь?
— Нет.
— А что вы еще о ней помните?
— Сумка. Хозяйственная.
— Она несла сумку?
— Вы имеете в виду сумку для покупок?
— Да.
— Видели, что было в сумке?
— Нет.
— А наверх она с сумкой поднималась?
— Да.
— И спустилась с ней.
— Да.
— Все-таки, может быть, попробуете сказать по буквам фамилию?
Ахмад опять углубился в безнадежное молчание.
Браун покачал головой и сказал:
— Это — Сигер.
Почти точно, почти рядом, но уж во всяком случае не так, как назвал Ахмад: не Сигаа...
В телефонных справочниках всех пяти округов города оказалось тридцать восемь Сигеров, Сейгеров и Сеегеров, но никто из них не был Викторией. Также имелись восемь Сиегеров и одиннадцать Сигрэмсов. Тоже не с именем Виктория. Сотни и сотни Сигалов, Сегелов, Сегельсов, Сиглов и Сиголов. Одна оказалась Викторией но не той, семеро из них просто предварялись в справочнике буквой "В". Не исключалась возможность, что искомая Виктория могла проживать в квартире, скажем, Марка Сигала, Изабеллы Сигел или Хэрри Как Хотите...
— Сорок полицейских должны работать полгода, круглые сутки чтобы изучить всех этих лиц, — подытожил Бернс. — А мы даже не знаем наверняка, назвал араб имя точно или нет.
На самом деле Ахмад был вовсе не арабом, а выходцем из иранского Курдистана, это отнюдь не арабская этническая группа, но американцам вообще нет дела до таких тонкостей.
Они опять поехали в понедельник вечером на квартиру Брауэр, снова стояли там, где когда-то была распростерта изрезанная Сьюзен, где ее раны беззвучно вопили в темноте, повсюду алая яркая кровь, изуродованная плоть. Немой крик в ночи...
Теперь квартира была тихая-тихая...
Свет ранних сумерек пробивался сквозь шторы в гостиной.
Они вновь просмотрели личную адресную книжку Сьюзен, но не нашли никаких вариантов с Сигером или Сигелем, с Викторией или кем-нибудь подобным. И никаких Сигрэмсов. Ничего. Ни одной зацепки.
Теперь они искали... хоть что-нибудь. Вот до чего дошло.
Им приказали начать сначала, но они и так были на самой начальной стадии. Ноль. Зеро. Шкатулка с наличными тогда была найдена в платяном шкафу. Они снова стали его потрошить, просеивать, проглядывать на свет кружева, панталоны, рюшки, страусовые перья, чемоданы с монограммой, шелк и сатин, целые ряды самых разных туфель, в том числе из крокодиловой кожи... И не нашли ничего. Так же как Клинг и Браун в ту ночь.
Они вернулись к письменному столику, опять вывернули корзинку для бумаг, разглаживали скрутившиеся обрывки, изучали все, — а вдруг что-то тогда упустили? Оторвали кусочек бумажки, прилипшей к обертке «Ригли». Там было что-то нацарапано. Нечто. Но не то, что нужно.
А их ждала еще и кухня. Их ждал мусор в пластиковом мешке под мойкой. Сегодня он благоухал ничуть не приятнее, чем тринадцать дней назад. Снова вывалив содержимое мешка на расстеленные газеты, они принялись перебирать каждую крошку, всю кучу, месиво, состоящее из высохшего хлеба и гнилых бананов, пустых банок, молочных пакетов, смятых бумажных салфеток, разложившейся дыни, воняющих овощей, фруктов, огрызков...