И это, конечно, правда. Он ей не поверит, в этом вся правда. Подумает, что все это возникло в ее голове. Ложь, чтобы их поссорить. И теперь, осознав правду, горькую правду, чувствуя себя в беспощадном свете этой правды беспомощной, внезапно она приходит в ярость. Не помнит, что она ей потом говорит, может, вообще ничего не говорит или что-то еле слышное... Но знает, что ножик уже у нее в руке.
В.: Вы ударили ножом Сьюзен Брауэр и убили ее?
О.: Да.
В.: Сколько раз вы ее ударили?
О.: Не помню.
В.: Вы знаете, что на ее теле оказалось тридцать два ранения, множественные порезы?
О.: Это очень хорошо.
В.: Мисс Уид...
О.: Моя вся одежда была в крови. Я взяла плащ из шкафа, надела. Чтобы привратник кровь не увидел, когда буду выходить.
В.: Мисс Уид, вы также убили Артура Шумахера?
О.: Да. Не следовало этого делать, это было глупо. Но я уже ничего не соображала.
В.: Что вы имеете в виду?
О.: А то, что она ушла из жизни, понимаете? И он опять был весь мой. Так?
В.: Понимаю.
О.: Но, увы, это было не так.
В.: Что не так, мисс Уид?
О.: Он не был опять весь мой, нисколько. Потому что это он должен был все закончить, а не я. И уж если он так быстро нашел кого-то, значит, так же быстро нашел бы потом еще кого-нибудь. Ведь все просто, понимаете? Он-то со мной порвал и никогда бы не вернулся. Все просто. Нашел бы еще игрушку, помоложе меня. Он меня разочек просил договориться с Ханной из моего магазинчика. Нет, вы можете себе это представить? А ей всего пятнадцать лет, и на тебе, любовь втроем. Ха-ха... И тут-то я осознала, что потеряла его навеки. И стала опять злиться. На то, что он со мной проделал, потом бросил меня и начал с другой... Использовал меня, понимаете? А я ох как не люблю, когда меня используют. Это меня буквально бесит. Ну... я... он мне ведь сам подарил этот револьвер. Я и пошла туда, подкараулила его...
В.: Где, мисс Уид?
Голос Нелли Бранд прозвучал почти глухо, а важно было не «забить» на пленке точный адрес, чтобы он обязательно сохранился до судебного заседания. Осторожность канатоходца. По нашим-то временам даже снятие видеозаписью каких-нибудь конференций могло оказаться для присяжных никчемным.
О.: К его дому, на Селби-Плэйс.
В.: Вы можете вспомнить, когда это было?
О.: Это было двадцатого. В пятницу вечером.
В.: Вы сказали, что отправились туда и поджидали Шумахера у его дома?..
О.: Да. И застрелила его.
В.: Сколько раз вы в него выстрелили? Помните?
О.: Четыре раза.
В.: Вы и собаку убили?
О.: Да, очень жалею об этом. Но это был ее подарок, знаете.
В.: Кого? Чей подарок?
О.: Маргарет. Его жены. О, я все о ней знала, естественно. Мы с ним часто о ней говорили.
В.: Вы и ее убили? Тоже?
О.: Да.
В.: Почему?
О.: Всех их.
В.: Не поняла. Кого?
О.: Всех женщин, с которыми он имел дело.
В.: Вы говорите...
О.: Да, да, всех их. Вы завещание видели? Ну, надо же, какое оскорбление?!
В.: Нет, не видела, скажите же, что...
О.: А вам надо было бы в него заглянуть. Меня еще так в жизни не оскорбляли! Десять тысяч в зубы. Пощечина! А как еще это назвать? Мы так много значили друг для друга, столько проделали всего вместе. И что же? Такую же сумму завещал паршивому ветврачу! Боже, от всего можно в бешенство прийти...
А что он остальным оставил — другой вопрос. Сколько он своей любименькой Маргарет завещал или первой жене. А та, кстати, шлялась с ним по барам, цепляла для него шлюх... Он мне как-то рассказывал, что один раз они притащили на квартиру даже трех, трех черных шлюх... Это было, когда его дражайшие дочечки отдыхали летом на озере... Заодно и о них. Эти-то каковы! Одна замужем за нищим дантистом, а другая — хипповая дура. Так ей он еще и дом подарил в Вермонте, а? О Боже, как я была взбешена. Он меня что, совсем за дурочку держал? Но я далеко не дура, знайте это. Я ему показала.
В.: Как вы ему показали?
О.: Вышла на охоту за всеми. Хотела на всех лапу наложить. Чтобы показать ему.
В.: Когда вы говорите «на всех»...
О.: А на всех. Да. И на Маргарет, и первую жену, и двух дражайших дочечек... Всех! А вы-то как думали? Его бабы. Его проклятые бабы.
В.: Вы действительно убили Глорию Сэндерс?
О.: Да, убила. Уже сказала же. Разве нет?
В.: Но до тех пор, пока...
О.: Да я, я. Я это сделала. И ни капельки не жалею. Ни о ком. Разве что... Ну, может быть...
В.: Что именно?
О.: Ничего. Забудьте.
В.: Пожалуйста, скажите мне.
О.: Мне кажется... Мне жаль, что я причинила боль...
В.: Кому?
О.: Артуру.
В.: Почему?
О.: Он был шикарный мужик...
Раздался стук в дверь.
— Занято! — заорал Бернс.
— Извините, сэр, но...
— Я же сказал: здесь за-ня-то!
Дверь потихоньку отворилась. Мисколо из канцелярии просунул голову в помещение.
— Простите, сэр, — проговорил он. — Неотложное дело.
— Что там еще? — рявкнул Бернс.
— Это тебя, Стив, — сказал Мисколо. — Детектив Уэйд из Сорок пятого...
Глава 12
Автомобили разрывали ночной воздух, словно поднявшиеся на поверхность подлодки. Два больших седана, по пять детективов в каждом. На всех были бронежилеты. Карелла ехал в передней машине с Уэйдом, Бентом и двумя сыщиками; один представился как Тонто, другой — как Одинокий Охотник. Но Тонто, например, уж никак не выглядел индейцем. Вместе со всеми Карелла направлялся к 45-му участку, сидя на заднем сиденье с Уэйдом и Бентом. Все они были здоровущие мужики, а жилеты делали их еще крупнее. Казалось, авто вот-вот готово было лопнуть.
— Того, что стрелял, зовут Сонни Коул, — сказал Уэйд. — У него наверняка девятимиллиметровый ствол; а судя по описанию девки, нам предстоит встретиться с «узи».
— О'кей, — Карелла кивнул. — Сонни Коул. Это он убил отца.
— Другого зовут Диз Уиттейкер. Думается мне, правильное его имя Десмонд. Мы их сейчас только что проверили по всем компьютерам. Вышло, что Диз командует операциями. Его мозги.
— Да уж, мозги так мозги, — кисло произнес Бент.
— Это он руководил нападением на пекарню твоего отца, а в прошлый четверг ночью провел нас за нос, когда мы чуть их не схватили.
— Напали на лавку со спиртным, — напомнил Бент. — Вот как они держатся на «наркоте», устраивают нешумные ограбления.
Уэйд внимательно посмотрел на него.
А Карелла думал об этих «нешумных ограблениях». Надо же. Отца убили из-за двенадцати тысяч долларов. Он предвкушал удовольствие от встречи с этими поганцами. Да, он сам «снимет большой кайф» от этого.
— Девчонка живет с ними уже пару недель, они ее подцепили как-то ночью у кладбища Святого Августина. Она — проститутка, — сказал Уэйд.
— И тоже сидит на крэке, — добавил Бент.
— Куда ни кинь, — глубокомысленно заявил Уэйд, — всюду клин.
— Их дом на Тэлли-роуд, это в Сорок шестом участке; в основном там черные и испаноязычные. А эти там снимают комнату на втором этаже. В доме еще две семьи, одна сторона снесена бульдозером, собираются что-то строить.
— Значит, они смогут увидеть нас за целую милю.
— Ну и что же, — сказал Бент. — Это — жизнь.
Дом представлял собой двухэтажное строение с деревянной крышей. По обе стороны — кучи песка; создавалось впечатление, что его построили посреди пустыни. Невдалеке высился дешевый муниципальный дом; выглядел он так, будто его недавно взяла штурмом армия мародеров: повсюду хулиганские надписи, скамейки перевернуты, окна разбиты...
Восемь детективов, все из 46-го и все тоже в бронежилетах, поджидали Кареллу с коллегами под деревьями, наискосок от двухэтажки. Все были готовы буквально сорваться с цепи: не шутка, убит отец полицейского. Тощий месяц висел над деревьями, бросая серебристые полоски на подобие газончика перед домом. Слышался звон цикад. Была почти полночь. Пока еще ни одной полицейской машины на виду. Все прятались на стоянке «муниципалки», с выключенными рациями: никто не хотел вспугнуть преступников раньше времени. Машины 45-го вывалили восемь детективов в беззвучную ночь и уехали. Шестнадцать полицейских, шурша словно ночные насекомые, обсуждали стратегию.