Валерий Шелегов
Вдовы
Повесть
Любимой маме Антонине Васильевне посвящается
…Ночь Фима спала неспокойно. Поднималась от тёплой печи и шла в остывшую кухню к окну, будто кто её туда звал. Яркими замытыми бусинками виделись звёзды на морозном небосклоне. После дневной оттепели мороз давил прикордонную тайгу, река Кан подо льдом грелась, ворочала плечами, лёд лопался. Фима не слышала этого ворочанья Кана, но с молодости знала: при таком батюшке так бывает, лёд дыбится, сухо выстреливает.
«Как там Зорька? Тепло ей в хлеву? Голодная корова, телёночек под сердцем». Фима жалела кормилицу, плакала, качала головой, слёзы замывали глаза. Оттого и звёзды в небе росисто подрагивали при взгляде на них.
Обильные капли обжигали морщинистые худые щёки, затекали в беззубую ямину на месте рта. Фима умывалась и упивалась слезами, слизывая кончиком языка их в уголках губ. Потом возвращалась от окна видом на огород обратно на кровать, под тёплый бок кирпичной печи. И опять дремала без сна.
Блазнились далёкие молодые годы. События минувшего дня она могла запамятовать, но вот дальность лет и счастливая молодость каждый раз возникали в сознании будто бы только что минувший день.
Молодой Васей Белоус. Голодные предвоенные годы, вши и похлёбка из лебеды от бескормицы в войну. Она боронит вспаханные поля верхом на лошадях. Ноги избиты от негожей обувки. Она ещё в девках, не замужем за Васеем.
Ночь. Полевая бригада из одних девчат. Чёрная ночь над полями и лесами. Огромный костёр на полевом стане. Над артельским котлом, огибаемым пламенем, высоко в темноту устремляется огненный язык. В котле кипятится одежда работниц, кипятится от вшей. Вши заедают молоденьких девчат на весенней пахоте, сколько ни вываривай их. Вши и в соломе, на широких нарах вагончика, где девчата зорюют. Сейчас, пока одежда кипятится в артельском котле, девчата, словно русалки, нагие и с развитыми волосами, отплясывают хоровод вокруг костра. Чужих глаз нет, взрослые мужики давно воюют. А подростки и малолетки из соседней бригады только поддразнивают девчат своим подглядыванием из темноты. Такое водилось. Зналось всеми. Мысленно девчатами звались эти подростки. Манились песнями, жадными женскими губами рвались сердца подростков. Норму выполняли взрослую и девчата, и подростки. И по-взрослому крутили любовь. Одежду вываривали раз в три дня. На большее не хватало терпения. Вши одолевали от бескормицы. От голода и бессонницы девчата падали в борону.
Не хватало терпеть более трёх дней и подросткам. Они являлись, крадучись, от своего стана и выскакивали на свет неожиданно, когда девчата заводились до истерики в огненной пляске вокруг костра. И хохот, визг. Подростков пленяли за руки, за ноги и кидали в реку — искупаться, чтобы знали, как зариться на взрослых девок.
Что делать — война! А жизнь властно брала своё. Песни, казалось, спасали от всех бед. Сейчас Фиме не шли они на память, выветрились за дальностью лет. Фиме восемьдесят второй год, и крепкая ещё старуха для своих годов. Но память человеческая ослабела. Знала она песен много. За голосистость и выбрал Васей Белоус неутомимую в работах Ефимью Скорнякову.
Вот Васей и она, Фима, заглавные в красном краю свадебного стола. Она в беленьком и простеньком платьишке, венок полевой вместо фаты. Васей крутоплечим валуном рядом, в чёрной косоворотке под костюмом, сшитым отцом ещё до войны.
За свадебным столом все ведают, что забирают на фронт уже и Васеев годок. Война явилась в Отечество тяжёлая и затяжная. Мужиков бьют на фронтах бесчисленно, вся молодёжь деревни почти уже выбита, во многих избах получены похоронки и стоном стоит плач. Забрали и зрелых совсем мужиков. Отец Фимы полгода назад ушёл, пятьдесят три года только и прожил. Погиб в зиму под Москвой. В семье Скорняковых одни девки. Фима за старшую. И решили они с Васеем: пусть хоть дитя останется, если его убьют. Родила она Антона. Бог уберёг от пули Васея, вернулся с фронта одним из немногих мужиков из таёжной деревни. Всю работу тащили на себе бабы и в войну, и после войны. Вспоминать тяжело, но душе от этих воспоминаний сладостно. Горько одно: не было больше у Фимы с Васеем детей. Покалечила война мужика.
…Поблазнилось, калитка стукнула. Радио в центре деревни гремит. Ещё не поздно по часам, но темно по зимнему времени. Для Фимы день и ночь теперь мало имеют значение.
…Опять себя Фима видит молодой. Но даль эта расплывчата, девчонкой не вспоминается. Только в девках. Любовь Васея будто бы и есть начало жизни.