— Да, я знаю.
— Ну так что же, ты отпускаешь ее или нет?
— Почем я знаю?..
— Но я же дала тебе слово.
— Почем я знаю, что ты придешь ко мне?
— Я же сказала: приду. Дала слово.
— А ты человек слова?
— Стараюсь его держать.
Это означало, что она тотчас же его нарушит, если он причинит хоть малейший вред ей или девчонке. Она ведь была без оружия... Как твердили на занятиях? Это то, что мы обещаем: никакого оружия, никакого вреда. Никому...
Правда, ее подстраховывали справа двое дюжих полицейских, стоило ей дать знак, и они ринулись бы на штурм. Она очень надеялась, что старец не совершит какого-нибудь дурацкого поступка.
— Ну так отпускай же ее, сейчас же, о'кей? — сказала она.
— Памела! — обратился он к девочке по-испански, — ты хочешь выйти отсюда, дорогая? Хочешь оставить дедушку с этой красивой леди?
Памела с важностью кивнула. Она была слишком напугана, чтобы вскрикнуть или вздохнуть с облегчением. Она знала, что это ее дедушка, но она знала также, что у него револьвер. Ей было трудно примириться с обоими обстоятельствами. Она кивнула. Да, мол, я хочу выйти. Пожалуйста, выпусти меня, дедушка.
— Ну что ж, иди, — сказал он по-английски и посмотрел на Эйлин, ища одобрения в ее взгляде.
Эйлин радостно закивала головой.
— Иди сюда, мое сердечко, — позвала она, расставляя руки. — Ко мне. Давай, давай, пока дедушка не передумал.
Памела соскользнула с колен и выбежала за дверь. Эйлин подхватила ее и, повернувшись, передала в надежные руки полицейского из бригады чрезвычайных происшествий. Тот обнял ее и, прижав к себе, заторопился вниз, в холл.
Теперь оставались старик и револьвер. Без козырей для торговли. Если бы они хотели ухлопать его, то смогли бы это сделать безбоязненно, без риска для заложницы. Но это не входило в правила игры. Эйлин дала ему слово.
— Теперь положи револьвер, — попросила она.
Он повернул дуло к открытой двери, держа револьвер по-прежнему на коленях, палец на крючке, ствол нацелен в голову Эйлин. Оттуда, где сидел старик, не было видно, что справа от Эйлин находились полицейские. Но он знал, что кто-то взял девчонку, передал ее кому-то. Он знал, что Эйлин не одна.
— Кто там вместе с тобой? — спросил он.
— Полицейские, — сказала она. — Вы не собираетесь сдать оружие, мистер Вальдез?
— А у них оружие есть, у этих полицейских?
— Да.
"Правду, правду говорите им..."
— Если я положу револьвер, почем мне знать, что они меня не застрелят?
— Я обещаю, что мы не тронем вас.
Накладка! "Мы"... Расшифровала себя...
К счастью, он этого не уловил. А может, уловил?
— Я обещаю, что никто из полицейских, находящихся здесь, не тронет вас.
То ли поправила положение, то ли усугубила... Что на самом деле? Его голубые глаза внимательно изучали ее, прямо-таки обшаривали лицо: верить или не верить?
— Откуда я знаю, — сказал он, — что они меня не пристрелят? Я наделал столько... Столько хлопот всем причинил...
— Да, это так. Но я обещаю, что они вас не застрелят. Никто не причинит вам вреда, если вы сдадите оружие. Обещаю. Даю вам слово.
— А забудут они, что я им доставил такие хлопоты?
Вот этого-то она и не могла ему обещать. Во-первых, обвинение в хранении огнестрельного оружия. Ведь не водяной пистолетик. И один Бог ведает, в чем еще его обвинят... Так просто он не отделается, так не бывает. Нельзя сулить несбыточное. Да, он слабоумный старец, он, наверное, действительно думает, что ему всего шесть лет и он все еще играет "в докторов" под кокосовой пальмой на своем острове. Но он нарушил закон по нескольким статьям, а вокруг были полицейские, поклявшиеся охранять этот закон.
— Они помогут вам, — сказала она. — Постараются помочь.
И это было так. Наблюдение у психиатра, лечебный курс, трудотерапия... Словом, то, что доктор прописал.
Но револьвер все еще был на коленке, а дуло нацелено на нее.
— Ну, давайте, не тяните. Положим револьвер на пол. О'кей?
— Скажите, что я хочу посмотреть на них. На полицейских в холле.
— У меня нет никакого права распоряжаться ими.
— А вы их попросите. На это-то у вас есть право?
Он снова улыбнулся. Шутки шутил, что ли?
— Он хочет посмотреть, кто тут есть! — крикнула она в холл, где Брэди притаился за четырьмя "штурмовиками" со снайперскими винтовками, автоматами и кинжалами. Причем все были в бронежилетах. Любопытно, как отреагирует их шеф, рискнет прыгнуть в пропасть?
"Мы им это обещаем: нет оружия, значит, нет потерь..."
Но сейчас настало время показать, на что способен учитель.
— Сделайте так, чтобы он вас увидел! — велел Брэди своим "центурионам".
Они, громыхая доспехами и волоча амуницию, поднялись на пятый этаж и выстроились в ряд у стены, за спиной Эйлин, так, чтобы старик мог их разглядеть.
— А еще есть? — спросил тот.
— Да, но не здесь, — сказала она, — а повсюду: в холле, на этажах — словом, везде.
— Скажи им, чтоб они сложили оружие.
— Я не могу им приказывать.
— Попроси того, с кем ты разговаривала.
Эйлин кивнула, повернулась спиной к двери и крикнула:
— Инспектор Брэди!
— Да?
— Он хочет, чтобы они сложили оружие.
Молчание.
— Или я тебя застрелю, — заявил старик.
— Или он меня застрелит! — крикнула она Брэди, затем, улыбнувшись, спросила старика: — Но ты ведь этого не сделаешь, правда?
— Нет, сделаю, — сказал он и тоже улыбнулся.
— Он всерьез намерен это сделать! — прокричала она в холл.
Позади нее "штурмовики" заметно заерзали. Каждый из них имел полную возможность пристрелить старого сукина сына, который был на прицеле, — ничем не защищенный, на виду. Если бы они сложили оружие, на чем он настаивал, не было бы никакой гарантии, что старик не откроет огонь. Конечно, бронежилет был весьма подходящей штукой при такой оказии, но его ведь не натянешь на голову. Если бы старик принялся палить с такого расстояния, никто бы не уцелел. Полицейские из "чрезвычайки" очень надеялись, что эта шустрая "рыжая" и ее босс знали, что делали, черт их побери...
— Положи пистолеты на пол, эй, люди! — громко распорядился Брэди...
— Нет уж, секундочку, Билл, — раздался другой крик.
Это был инспектор Джон Ди Сантис, командир бригады чрезвычайных происшествий. Теперь он вышел из-за спины Брэди и встал рядом с ним. Эйлин слышала, как они переругивались, и надеялась, что у старика плохой слух. Ди Сантис бушевал. Он твердил, что готов пройти все стадии этих "дерьмовых" переговоров до последней точки, но это не должно означать, что в конце концов четверо его бойцов добровольно пойдут под расстрел, покорно встав к стенке. Брэди в ответ тихо бубнил что-то, Эйлин не слышала, что именно. Учтя все обстоятельства, Ди Сантис тоже понизил голос. Теперь до Эйлин уже ничего не доносилось из их разговора. Возбужденный шепот, казалось, каскадировал по холлу. А здесь, сидя в квартире, старец следил за Эйлин. Она внезапно поняла, что он действительно ее застрелит, если мужчины, стоявшие позади, не положат оружие на пол.
— Ну что скажете, инспектор? — позвала она Брэди. — У клиента чешется под лопаткой.
Вальдез улыбнулся. Он понимал, что значит это выражение. Она улыбнулась ему в ответ. Словно они мило пошутили и посмеялись. У клиента зудит рука, он мне голову снесет, правда, милый? Улыбки, улыбки...
— Инспектор!
Шепот смолк. Эйлин выжидала. Увы, кто-нибудь, — или она сама, или старик, или "центурионы", стоявшие рядом, — понесет большой урон в течение нескольких секунд, если только...
— Выше голову, люди! — крикнул Ди Сантис. — Делайте, как велел Брэди.
Один из боевиков проворчал что-то по-испански, старик заулыбался еще шире. Она услышала, как тяжелое оружие складывали к ногам.
— И пистолеты тоже, — потребовал старец. — И кинжалы.
— Он хочет все! — крикнула Эйлин.
— Все ваше вооружение, ребята! — заорал Ди Сантис.
Опять кто-то протестующе чертыхнулся сзади, на этот раз по-английски. Они начали новый карточный роббер, но у старика остались все козыри.