– Это твоя мать, Молчаливая Сью.
Она возвратилась к чтению книги, усаживаясь на жесткий диван зеленого цвета.
Я не дышала. Айсис передвигала буквы и неодобрительно бормотала. Фрэнси была занята просмотром фильма.
Моя мать. С чего вдруг она звонит? Она даже ни разу не навестила меня.
Я медленно подошла к телефону. Прижала трубку к уху и отвернулась от них к стене, мое сердце выпрыгивало из груди.
– Мама? – прошептала я с надеждой.
С невнятным хриплым придыханием в трубке прозвучало:
– Нееет, Чарли. Угадай, кто!
Голос пронзил мое тело.
Эван.
– Я притворился твоей матерью. Ее имя было написано на чем-то в твоем рюкзаке. – Он сделал паузу, хихикая, и вкрадчиво произнес визгливым голосом: – Здравствуйте, могу я услышать свою дочь, мисс Шарлоту Дэвис, пожалуйста.
Я ничего не ответила. Не знала, то ли я была разочарована, то ли почувствовала облегчение.
– Нам пришлось взять твои деньги, Чарли. – Эван прокашлялся. – Ты знаешь ситуацию.
Пустые контейнеры от пленки – те, что они с Дампом подкинули. В контейнерах я хранила мелкие деньги, которые сумела выклянчить.
Эван астматик, улица и наркотики не для него. Я наблюдала, как он сворачивался в клубок, издавая хрипы, пока его лицо не становилось багровым; он так напрягался, чтобы не потерять сознание, что мочился в штаны. Поликлиники давали бесплатные ингаляторы только после проведения медицинских анализов, и они не обследовали пациентов, находящихся под кайфом, а жизнь Эвана – это постоянное пребывание под кайфом. Он из Атланты. Я не знаю, как он попал сюда, на север.
Я прижалась к стене, чтобы девушки меня не слышали. Я слушала голос Эвана, и он возвращал меня назад во тьму. Старалась дышать ровно, чтобы дать себе время, как учила Каспер. И осторожно произнесла:
– Я знаю. Все нормально. Спасибо, что вы принесли мой рюкзак.
Он опять откашлялся:
– Знаешь, ты была вся изувеченная там, на чердаке? Я думал, мы с Дампом того и гляди в штаны наложим. Кровь, и все это.
– Да уж, – сказала я.
Он говорил так тихо, что я почти его не слышала.
– Это из-за Проклятого Фрэнка? Он… он в итоге пришел за тобой? И поэтому ты это сделала?
Я царапала стену тем, что осталось от моих ногтей. Проклятый Фрэнк, его черные глаза, эти кольца. Сид Хаус и красная дверь, за которой исчезали девушки. У него на полках хранились коробки со сладкими хлопьями, в холодильнике – пиво и газировка, наркотики в специальных запирающихся ящиках. У него была отвратительная кожа, зато зубы сверкали белизной, как жемчуг.
Мужчины, приходившие в комнату с красной дверью в Сид Хаус, смотрели голодными колючими глазами, которые надвигались на тебя, испытывали тебя, пробовали на вкус. Поэтому долгое время я пряталась на чердаке. Как мышь, стараясь не дышать, чтобы никто меня не заметил.
– Нет, нет. Он не получил, что хотел, – ответила я.
Эван вздохнул с облегчением:
– Ага, понятно, да уж, это хорошо.
– Эван, – позвала я.
– Да?
– Но он – одна из причин, почему я это сделала. Понимаешь? Как последняя капля, которая переполняет чашу. И тогда все. Ты понимаешь?
Эван молчал. Потом произнес:
– Да уж.
Интересно, откуда он звонит – щуплый Эван с больными легкими в рваных брюках и в смешном спортивном пальто из твида.
Я спросила, как он меня нашел. Он ответил, что сюда отправляют всех девчонок с приветом.
– Мы с Дампом нашли кое-кого, кто подбросит нас до Портленда, – сообщил он.
В ту ночь, когда они спасли меня в подземном переходе, Дамп разбил бутылку о голову того мужчины. Это случилось молниеносно. Я увидела испуганные глаза парня за плечом мужчины, бутылку в воздухе, мелькнувшую в свете желтых ламп. Несколько дней после этого я вынимала осколки стекла из своих волос.
Дамп смотрел как загипнотизированный на сверкающие осколки стекла в своих ладонях. Он смотрел на меня, и его улыбка была похожа на глубокий изогнутый порез. Мелкие осколки стекла в крови переливались на носках его черных ботинок.
Мужчина, который ко мне приставал, лежал на полу перехода – неподвижная груда в темной одежде. Эван завернул меня в свое пальто.
– Я просто хотел убедиться, что ты в порядке и все такое, понимаешь? – сказал Эван.
«Вот дерьмо! – повторяли они. – Нужно проваливать отсюда к черту».
Они говорили: «Ты ненормальная, шалава, тебе нельзя ходить здесь одной. Ты клевая и все такое, для чокнутой».
Смех и кашель.
Они приволокли меня пешком к фургону и затащили внутрь на заднее сиденье. Кресла были вынуты; пол сырой, обрывки грязного ковролина закрывали ржавчину и дыры в полу. Эван и Дамп были взвинчены, глаза вылезали из орбит, руки тряслись. «Неужели мы прибили того чувака?»