Выбрать главу

Каспер ждала. Я оправдала ее надежды – приняла решение.

Я написала о своих чувствах и толкнула бумагу через стол Каспер.

«Мое тело постоянно горит, сжигая меня день и ночь. Мне нужно остановить этот накал. Когда я привожу себя в порядок, моюсь и латаю себя, чувствую себя лучше. Я ощущаю прохладу и спокойствие внутри. Такое же ощущение возникает, когда трогаешь мох, растущий глубоко в лесу».

Кое-что я не написала: мне очень одиноко в этом мире, и я хочу содрать с себя плоть, оставить только кости и хрящи и идти прямо к реке, чтобы она проглотила меня, как случилось с моим отцом.

До того как папа совсем заболел, он брал меня с собой в длительные поездки на север страны. Мы парковали машину и шли вглубь по тропинкам среди благоухающих сосен и пышных елей, так далеко, что иногда казалось, будто наступила ночь – многочисленные кроны деревьев загораживали небо. Я тогда была еще маленькой и часто спотыкалась о камни, приземляясь на холмики мха. Я навсегда запомнила прикосновение холодного успокаивающего мха на своих пальцах. Отец мог долго идти.

– Я просто хочу побыть в тишине, – говорил он.

И мы все продолжали идти в поисках тихого места. В лесу не настолько бесшумно, как обычно думают люди.

После того как он умер, моя мама, словно краб, спрятала все внутри себя, от нее остался только панцирь.

Каспер закончила читать, она аккуратно сложила бумагу и засунула в папку на столе.

– Прохладный мох, – улыбнулась она. – Не самое плохое ощущение. Если бы только мы могли помочь тебе ощущать это без попыток нанести себе вред. Как нам это сделать?

Каспер всегда оставляла для меня чистые листы на столе. Я писала, пододвигала листы к ней. Она морщила лоб. Вытаскивала папку из ящика и вела пальцем вниз по странице.

– Нет, я не вижу альбома с рисунками в списке вещей из твоего рюкзака.

Она посмотрела на меня.

Я издала негромкий звук. Там, в альбоме, было все – мой собственный маленький мир. Я рисовала Эллис, Майки, короткие комиксы о себе, об улице, об Эване и Дампе.

Я почувствовала, как дрожат мои пальцы. Мне просто необходимо рисовать. Мне нужно было похоронить себя. Из меня опять вырвался негромкий звук.

Каспер закрыла папку.

– Я поговорю с мисс Джонни. Посмотрим, что она сможет сделать.

Мой отец – это сигареты и пиво в красно-белых банках. Это грязные футболки белого цвета и коричневое кресло-качалка, голубые глаза и колючая щетина на щеках, это «Ой, Мисти», когда мама неодобрительно смотрела на него. Он днями напролет не вылезал из того кресла, я сидела на полу у его ног, а он рисовал пастелью, карандашами или ручкой – солнце, дома, кошачьи морды. Он мог несколько дней не менять футболки, молчать или порой слишком много смеяться. Это был странный смех, который надламывал его изнутри, пока не превращался в плач; по моему лицу тоже текли слезы, когда я забиралась на него, и мы качались вперед-назад, вперед-назад, только биения сердец, пока не наступал вечер и мир не сгущал краски вокруг нас.

– Ты такая молчаливая. Я рада, что они поселили тебя со мной. Ты не представляешь, как это утомительно – постоянно слушать, как кто-то говорит, – произнесла Луиза.

Она долгое время лежала молча, и я думала, что она спит.

– Ты знаешь, что я разговариваю с тобой? Я имею в виду – мысленно. Рассказываю тебе разные вещи, потому что, похоже, ты хороший слушатель. Но мне не хочется занимать все твои мысли. Если ты понимаешь, о чем я, – сказала она.

Она издала сонное «ммммм». Потом добавила:

– Я расскажу тебе свою историю от начала до конца. Ты славная, умеешь держать слово.

Cлавная, умеешь держать слово, славная, умеешь держать слово – детская песенка девчонки, которая наносит себе раны.

На занятиях в группе Каспер не любила, когда мы говорим «резать», или «порез», или «поджигать», «колоть». Она говорила, не важно, что вы делаете или как вы это делаете, это не имеет значения. Вы можете пить, кромсать куски, сидеть на метамфетамине, нюхать кокаин, поджигать, резать себя, втыкать острые предметы, оставлять глубокие порезы, выдирать ресницы или заниматься сексом до крови – это все одно и то же: причинять себе вред.

Каспер объясняла: если кто-то вас обижает, заставляет переживать, чувствовать себя униженной или грязной, следует прислушаться к голосу разума и осознать, что этот человек сволочь или психопат, заслуживающий расстрела или виселицы, и нужно держаться от него подальше. Вместо всего этого вы принимаете жестокость в свою душу и странным образом обвиняете и наказываете самих себя. Как только вы начинаете себя резать, жечь или заниматься сексом из-за того, что вам плохо и вы думаете, будто ничего не стоите, ваш организм таинственным образом выделяет это приятное дерьмо под названием эндорфины – вам так здорово, мир становится похож на сахарную вату на лучшей и самой красочной городской ярмарке в мире, только кровавый и полон заразы. Но самое печальное то, что однажды начав наносить себе вред, вы уже не воспринимаете себя никем, кроме гадкого уродца, потому что теперь все ваше тело – это поле битвы, покрытое рубцами и ожогами. Девушкам такое не к лицу, никто не полюбит вас такими, и потому все мы, каждая из нас попала в беду, внутри и снаружи. Постирать, прополоскать, и все по новой.