Он прочитал эти стихи Ярослава Смелякова, а вернее, напел тихо-тихо. И почувствовал вдруг, как часто стучит в груди сердце, как свежа и ясна голова. Хотелось думать о любви, думать широко, изначально. Таинственны истоки этого чувства, живущего в человеке. И вместе с человеком уходящего в небытие. Впрочем, уходящего ли?.. Разве не остается оно в песнях, в слове, наконец, в детях, неделимое и неисчезающее, как небо, как воздух.
Литвиненко женился на Лиде. И был счастлив. Правда, он рассказал ей, что Матвеев не советовал жениться на женщине, старшей возрастом.
Лида не простила этого Матвееву.
Когда Матвеев сделает Жанне предложение, а он обязательно сделает это сегодня, и у нее найдутся советчики-доброжелатели, которые скажут:
— Неужели нельзя найти спутника жизни помоложе?
Интересно, что она ответит? Как она поступит?
…В десять часов позвонил подполковник Пшеничный. Сообщил, что с патрульной службой все в полном порядке. И вообще в гарнизоне все нормально.
— Хорошо, — сказал Матвеев.
Положил трубку. И вот тогда почувствовал странную тяжесть в левой половине груди. Он потер грудь ладонью. Тяжесть не исчезла.
«Сосуды играют», — подумал Матвеев. И еще подумал: «Может, нужно их расширить…» Посмотрел на сервант, где стояла бутылка коньяка. Бутылку открывать не хотелось. С минуты на минуту Коробейник должен был привезти Жанну…
К дороге привыкаешь словно к вещи. Если она перед тобой, если она твоя, то уже тем самым она становится обыкновенной, лишенной очарования новизны, качества, обладающего недолгой, но могучей силой.
Последнее время Жанна часто ездила из Каретного в гарнизон в этом «газике», с этим шофером. Фары как лошади тянули колеса за собой, пытаясь избавиться от их тяжести, фыркнуть и умчаться в набухающий светом лес. Там, в лесу, на глухой поляне, стоит избушка на курьих ножках, а в избушке бабка на печи сидит, которая все про судьбы человеческие знает. Может, не противиться зову света от фар? Может, в лес за ними, туда, к избушке? «Скажи, милая бабка Ежка, что меня в жизни ждет?»
Что?
А вдруг как скажет…
Нет, лучше не надо. Лучше сами узнаем. Поживем и узнаем…
Впереди то ли новая галактика, то ли уже огни гарнизона. Праздничные огни. Новогодние.
Он предложит:
— Жанна, будь моей женой.
Или:
— Жанна, давай распишемся.
Он, конечно, не скажет:
— Старуха, рванем в загс, чтобы все было нормально.
Нет. Он из другого поколения. У его поколения другой язык. Скорее всего он скажет:
— Жанна, будь моей женой.
Коробейник остановил машину у самого крыльца. С тех пор как Софья Романовна уехала в Москву, Жанна имела свои ключи. Она открыла дверь. Щелкнула выключателем. В доме было до странности тихо. Не снимая шубы, она вошла в гостиную. Матвеева увидела в кресле, откинувшегося на спинку… глаза его были закрыты… На лице блестел пот, лоб казался восковым.
— Петр! — крикнула она, сбрасывая с плеча сумку.
Схватила руку Матвеева. Нащупала пульс.
Он медленно открыл глаза. Посмотрел скорбно, словно жалея ее. Очень скорбно.
— Ну-ну… — строго сказала она. Отпустила руку, коснулась его шеи, левой стороны груди. Спросила: — Здесь?
— Здесь… — чуть шевельнул он губами.
Жанна, стараясь не терять самообладания, открыла сумку, вынула шприц и ампулу с текодином…
ЭПИЛОГ
Информация из окружной газеты:
«В Н-ском гарнизоне, где начальником подполковник Хазов, досрочно сдан в эксплуатацию новый 75-квартирный жилой дом. В светлых квартирах улучшенной планировки будут жить семьи офицеров, прапорщиков, вольнонаемных служащих Советской Армии.
«Большое спасибо вам, военные строители!» — говорят жители гарнизона».
Счастливая Майя Соколова ходила по пустой квартире и не могла поверить, что они с Любомиром будут жить тут… Через кухню она вышла на балкон. Увидела сразу три озера, маленьких, круглых, голубеющих, словно цветы. Густой хвойный дух поднимался от земли к облакам ясными холодными струями.
Осевший снег держался только между деревьями. Солнце доставало его. Снег мокро блестел, подсвечивал деревья снизу. От этого они казались легкими и неимоверно зелеными.
— С хозяйки причитается, — сказал из кухни шофер.
— Кошку бы надо через порог пустить, — Майя повернулась к мужу.
— Далась тебе эта кошка, — уперев руки в бока, возразил Любомир. — Шерсть от них одна…