Соня посмотрела на фотографии, и ее лицо окаменело.
– Соня?
– Это поминки на даче у Дариуша, год со дня смерти его дедушки. Его родители созвали соседей, и мы пришли. Вернее, я пришла, Лизу привели, а тебя мама притащила, потому что боялась, что ты пойдешь на речку с пацанами и там утонешь.
– Ага, она всегда отчего-то этого боялась. Но я того дня вообще не помню, как отшибло.
– Зато я помню. – Соня вздохнула. – В тот день исчезла Лиза.
Дом сиял огнями, а в необъятном парке мерцали фонарики. Дорожки, вымощенные мозаичной плиткой, терялись в полумраке, вдоль них развесили грозди фонариков, которые освещали все вокруг и вели к полянкам с клумбами и скамейками, иногда можно было выйти к причудливой беседке – всякий раз другой. Звуки живого оркестра, доносящиеся из дома, соревновались со стрекотом сверчков.
Ноги горели от боли. Соня спряталась на балконе и застыла как статуя, потому что любое движение вызывало новый приступ боли, терзающей ее ступни. Проклятые туфли на каблуках превратили первый в Сониной жизни бал в кошмар. Сейчас ей хотелось, сняв туфли и подобрав юбку, влезть в фонтан, чтобы вода утолила пульсирующую боль в ногах. А ведь туфли по размеру, но каблуки превратили их в орудие пытки.
– Прекрасно выглядишь.
Танька-Козявка, одетая в простое черное платье, облегающее ее совершенное тело как вторая кожа, приветливо смотрит на Соню.
– Да? Ну с тобой-то мне не сравниться. – Соня рассматривает Танькино лицо как некий экспонат. – Видела тебя в журналах. Но вживую ты лучше.
Танька рассмеялась и обняла ее.
– Я очень рада тебя видеть. Вообще всех наших.
– Я тоже. Столько лет прошло. – Соня украдкой покосилась на Влада, застрявшего с Мишкой и Ильей. – Прекрасный праздник.
– Да, отличный. – Танька снова улыбнулась. – Дарик мастер устраивать торжества, в этом деле ему равных нет. Анжелка не пришла, правда. Не знаешь, почему?
– Понятия не имею. Я тоже не собиралась, но Влад канючил, и вот я здесь.
– Да ладно, Соня. Не может быть, что ты еще сердишься.
Танька наблюдает за ней из-под покаянно опущенных ресниц, но Соня и сама умеет играть в такие игры, поэтому улыбается – нет, конечно, она не сердится, но и не забыла.
– Просто времени в обрез, у меня сроки по контракту очень жесткие.
– Ах да. – Танька кивает. – Конечно. Я видела твои книги в магазинах, все никак не соберусь купить и почитать.
– Не думаю, что тебе они понравятся. – Соня оглянулась на Влада, но он о чем-то болтал с парнями, и помощи оттуда ждать не приходится. – А кто все эти люди?
– Друзья Дариуша и мои. – Татьяна тонко улыбнулась. – Сегодня полнолуние, лето… и пусть я не Маргарита, но бал у нас будет.
– Красиво все устроили. – Соня ловит на себе взгляд пожилого мужчины, и взгляд его немного более пристальный, чем позволяют приличия. – А кто этот человек, вон там?
– Да ну тебя, нельзя же настолько уходить в иные миры, Соня. – Танька смеется. – Это партнер отца нашего Дарика, совладелец его нефтяной компании в Норвегии Дмитрий Афанасьев. У папаши Дарика норвежское гражданство, знаешь? Там у него скважины и платформы, дядька этот – бывший замминистра энергетики, потом они с отцом Дариуша сделали свой маленький гешефт. И сегодня он приехал на наш праздник, ему нужно развеяться после очередного развода.
– Да что ж такое, все разводятся… Тань, да ему лет шестьдесят, поди. Что ж ему с женой-то не жилось? Кому он теперь, старый пень, нужен?
Татьяна засмеялась, запрокинув голову. Она умеет так смеяться – серебристым холодным смехом, ненастоящим и злым, который только напоминает смех.
– Соня, ну что ты, как дитя, ей-богу. Да с такими деньгами, как у него, он нужен всем. Ты представить не можешь размер его состояния.
– Да ну. – Соня нахмурилась. – Это не он нужен пресловутым «всем», а его деньги. А это не совсем одно и то же.
– Ты все такая же наивная. – Танька вздохнула. – Иногда я тебе завидую. Ладно, веселись, еще увидимся. Рада, что ты пришла. Что ж ты здесь стоишь? Идем в зал, там музыка и все наши.
– Ты иди, я позже приду. Я не очень люблю толпу, мне надо привыкнуть.
– Как всегда. Ты все такая же чудна́я, Соня.
Танька упорхнула, а Соня вздохнула – ей хотелось домой. Идея прийти сюда, на этот блистательный праздник, уже не казалась ей удачной, она явно не создана для таких грандиозных мероприятий. А для чего она создана? Но вот для чего она точно не создана – так это для высоких каблуков, которые она сдуру напялила на свои ноги тридцать девятого с хвостиком размера. И теперь вынуждена стоять здесь и смотреть в зал, где куча незнакомцев с бокалами – и все сплетается в какофонию звуков, невесть откуда взявшийся запах сигар, и над всем этим – небо со знакомыми созвездиями. И совсем рядом за каменным забором – привычная дорога, и за полоской кленовой рощи – старый дом с запахом беленых стен, застекленной верандой и огромной акацией у задней стены. Она, собственно, так и собиралась – просто посмотреть со стороны, но одно дело, когда ты сама этого хочешь, и другое – когда тебя на мраморный балкон с фонтанчиком загоняет необходимость стоять столбом, потому что каждая нога, закованная в испанский сапожок, замаскированный под модельные туфли, болит безбожно, и вместе они объявили долгосрочную забастовку, отказываясь служить по своему прямому назначению. Одна радость, что ноги всего две, а если бы восемь? Или сорок?! Соня вздохнула – один хрен, и две болят, как сорок.