СЕКРЕТНЫЕ МАТЕРИАЛЫ файл № 306 ВДВОЙНЕ РОБКИЙ
файл № 306 ВДВОЙНЕ РОБКИЙ
Кливленд.
Огайо.
Между устьем мутной, бурой от городских сбросов Кайахоги и терминалами порта, за бесконечными складскими пристройками, и днем-то редко кого встретишь, а теперь, когда дело шло к полуночи, и вовсе не было ни души. Кого понесет на свалку? Да, если смотреть только на озеро, картина, при надлежащей толике воображения, могла показаться даже романтичной: тьма скрадывала грязь неопрятно заваленной опустошенными упаковками и производственным мусором набережной; пакгаузы лишь темными тенями угадывались позади; а впереди, на том берегу реки, празднично светились вдалеке, будто рождественские игрушки да свечки на чужих елках, небоскребы центра и черная вода озера Эри неторопливо баюкала их, удваивая их заманчивое, но ничего не освещающее свечение.
И тем не менее мужчина и женщина приткнулись именно здесь. Людям среднего возраста, людям такого склада, как эти двое (привычно боящимся оказаться неинтересными и ненужными, не великого достатка, катастрофически не уверенными в себе и все же, несмотря на это, нуждающимся друг в друге), все равно, где приткнуться. Не на танцплощадку же им идти, и не в ночной же бар, и не номер же в мотеле снимать сразу…
Для всех подобных поступков нужно быть совсем иными. Совсем.
Они остановили машину у самого края набережной и не смотрели по сторонам. Только друг на друга.
Женщина чувствовала себя счастливой. Достаточно было просто посмотреть в ее глаза, чтобы убедиться в этом. Просто послушать, как она говорит и как молчит. Она тревожилась, она стеснялась, робела, она то и дело некрасиво облизывала узкие, совсем не привлекательные губы; но ее маленькие глаза сверкали, как, верно, не сверкали уж много-много лет.
И еще она была очень благодарна мужчине, сидящему напротив нее на сиденье маленького автомобиля. Она не говорила этого вслух; об этом нелепо, бессмысленно говорить, об этом не принято говорить. Иногда женщине думалось, что теперь это не принято и чувствовать; подобные переживания в нынешнем высушенном, жестком, механическом мире нелепы не менее, чем слова о них. Последний парень, с которым она пыталась подружиться — сколько же лет прошло, боже? пять? или даже семь? — буквально убил ее, когда, едва они впервые зашли поужинать вдвоем — а ведь ни о любви, ни даже о взаимном желании не было сказано ни слова еще! — коротенько и доверительно побеседовав с барменом, охнул и, ухватив ее за локоть, потащил обратно на улицу: «Пошли отсюда к дьяволу, тут страшно дорогие презервативы…» Она убежала тогда от этого скота и плакала до утра… А этот — этот читал ей стихи.
Виа Гранде, Виа Кроче, Виа Кастельфранко… Вот мы и перед вратами герцогского замка…
И смерти черные крыла не заслонят мне очи. Какой она тогда была — я не забуду, отче…
Нет, не забуду, думал мужчина. У него было так тяжко на душе, что он едва сдерживал крик. Ему хотелось уйти. Нет, убежать. Но он не мог. Бежать было некуда.
От себя не убежишь.
— Мне так трудно в это поверить, — произнесла женщина и, на миг вскинув на мужчину глаза, беззащитно улыбнулась.
Он ласково улыбнулся в ответ.
— Правда? А я верю в перемены. Верю, что, как бы ни было худо, все может измениться к лучшему.
— В глубине души я тоже как бы в это верю, — она нервно вцепилась в висевшую у нее на шее дешевую безделушку-амулетик и принялась вертеть его в холодных, коротких, влажных от волнения пальцах, — но… честно говоря, я была почему-то уверена, что как только ты увидишь меня, так тебе сразу расхочется иметь со мною дело.
— Почему? — мягко спросил он, сверху вниз глядя ей в лицо.
— Н-ну… — она нерешительно пожала плечами. — Потому, что я… не стройная.
— В старину, — еще мягче произнес он и снова чуть улыбнулся, — говорили: каждому писателю господь создал своего читателя, а каждому читателю — своего писателя. Так и тут. Каждому мужчине своя женщина, каждой женщине — свой мужчина. Ты не знаешь разве, что многим мужчинам нравятся полные девушки?
И это ведь правда, подумал он. Посмотрел на отвислую грудь сидящей перед ним женщины, на ее бесформенные колени, на задрапированный нарочито широким платьем, но отчетливо угадываемый дряблый, свалившийся на бедра живот. Даже очень полные, подумал он. Но ведь бывают мужчины, которым действительно нравятся даже очень полные. В этом же нет греха. И мне действительно нравились бы… Она хорошая. Она правда хорошая.
Я не забуду, отче, повторил он про себя.
Ты такой нежный… — прошептала она.