— Боже мой, я выгляжу просто ужасно. Просто ужасно! Джоан, ну скажи мне, что это зеркало виновато!
Джоан всплеснула руками.
— Эллен, это же не просто рекламный вброс и не объявление о новой услуге! Это предупреждение ФБР, очень серьезное предупреждение очень серьезного федерального учреждения. И адресовано оно всем женщинам Кливленда. Ты же сама мне его читала, а теперь так наплевательски относишься к тому, что государство о тебе заботится.
— Отдай мне должное, — грузно шагая от зеркала обратно к дивану, произнесла Эллен с неподражаемым достоинством, — я неплохо разбираюсь в людях. Так уж получается. Я вижу людей насквозь и сужу о них крайне объективно.
Джоан, сдерживаясь, несколько раз глубоко вздохнула.
— Послушай, Эллен. Я вовсе не пытаюсь устроить тебе нервный срыв…
— Будто бы? Но у тебя, тем не менее, получается именно это, и получается, должна заметить, очень неплохо.
— Просто я считаю, что тебе следовало бы быть поосторожнее в жизни, вот и все.
— Я очень бесхитростная и считаю, что это мое достоинство. Я не хотела бы измениться.
— Я не собираюсь тебя менять. Ты прекрасный человек. Но никакая бесхитростность и доверчивость не может вынудить человека ехать на красный свет. Это же совершенно разные вещи. Разве выполнять правила движения так трудно?
— Жизнь — не езда по автостраде.
— Жизнь опаснее любой автострады!
— Может быть, но для нее не придумано столь однозначных правил.
— Тем не менее осторожность никогда не бывает лишней.
— Так в жизни шагу не ступишь.
— Ступай, ради Бога, но просто смотри, куда ступаешь.
Так они могли беседовать часами. И, как правило, в конечном счете Эллен уступала. Просто ей всегда надо было, чтобы ее уговорили сделать то, что ей и самой на самом-то деле хотелось сделать. Чтобы не чувствовать себя потом ответственной за последствия.
— Ах, да что же ты так пугаешь меня! Мне ведь и так тяжело. Ведь я, может, наконец-то нашла человека, которому я нравлюсь, и который, кажется, нравится мне!
«Очень характерная оговорка, — подумала хладнокровная Джоан. — Оговорка стопроцентного эгоиста. В том, что она кому-то нравится, она уверена безоговорочно. А вот насчет себя — позволяет себе сомневаться. Любой нормальный человек сначала разобрался бы в себе, а уж потом предъявлял требования к другим».
— Мне и так страшно встретиться с ним впервые. А тут ты еще твердишь полдня, что он, может, Джек Потрошитель!
— Да ведь это не я твержу! Ты сама получила предупреждение ФБР и мне его прочитала сорок минут назад! Я же не говорю, что твой кумир обязательно тот самый человек, о котором нас предупреждают.
— Да, но ты постоянно на это намекаешь. А ведь он не просто незнакомый мне человек. Мы переписываемся уже четыре месяца, и я знаю его лучше, чем себя. И ты читала некоторые его письма. Он прекрасный человек, не так ли?
— Судя по письмам — да, и я от всей души желаю, чтобы, когда вы встретитесь, он оказался именно таким замечательным. Я не хочу, чтобы ты разочаровалась.
— Да что ты заладила: разочаровалась, разочаровалась! Все будет хорошо.
Эллен сама никак не могла решиться идти. Она очень боялась.
В сети она называлась Объятия.
Она с увлечением беседовала с Джоан подобным образом еще долго и совсем перестала следить за временем. В итоге, когда она глянула наконец на часы, оказалось, что идти уже не имеет ни малейшего смысла: она опаздывала больше чем на час.
И по этому случаю закатила целую истерику, а Джоан ее успокаивала и объясняла, что ничего еще не потеряно и можно договориться сызнова.
Улицы Кливленда.
Современному нормальному человеку трудно в это поверить, но Застенчивый мистер Энканто ждал Эллен куда дольше часа и, если бы та, как только обратила внимание на время, сразу поспешила на встречу с ним — они встретились бы; просто она не слишком-то и рвалась спешить и успевать. Она не отдавала себе в этом отчета, но ей хотелось, чтобы Застенчивый, сделавшись этаким мужским аналогом Джоан, тоже еще раз, а то и несколько, поуговаривал бы ее и понастаивал бы на своем. Мистер Энканто с прекрасным букетом в руках стоял близ входа в небольшой ресторанчик, возле которого они сегодня в итоге дневной переписки уговорились повстречаться с Объятиями. Он очень нервничал и чувствовал себя все хуже и хуже: кожа зудела, кое-где уже менялась пигментация и проступали мертвенно-алые, отчаянно шелушащиеся пятна; начинала кружиться от голода голова, а в желудке словно скреблись друг о друга панцирями и щелкали клешнями только что пойманные раки. С десяток, не меньше.